Арктическая фауна пауков

Очевидно, это не столько собственная черта арктической фауны, сколько более отчетливое проявление единой глобальной закономерности - снижения разнообразия, видового богатства таксонов и адаптивных групп фитофагов от тропиков к полюсам. Относительное разнообразие и удельный вес плотоядных форм в фауне высоких широт увеличивается.

В связи с этим следует отметить еще одну существенную особенность состава тундровой биоты, связанную с не раз уже отмечавшейся неравномерностью снижения компонентов биоразнообразия. В большинстве биомов Земли число видов растительноядных животных (даже одних только насекомых) больше видового богатства флоры. В тундровой зоне число видов сосудистых растений того же порядка или превышает число видов фитофагов (не считая представителей сапрофильного комплекса). Особенно сильна эта диспропорция в подзоне арктических тундр, где число видов фитофагов, по нашим подсчетам на Таймыре, всегда ниже числа видов сосудистых растений. Очень велика эта разница в зональных тундровых сообществах, в которых число видов фитофагов может быть на порядок ниже числа видов цветковых. Это обстоятельство должно определенным образом влиять на характер адаптации и взаимоотношений в системе растения - животные.

Итак, более резкое снижение видового богатства и разнообразия адаптивных форм фитофагов по сравнению с плотоядными с продвижением в высокие широты прослеживается как весьма отчетливая тенденция в самых разных группах животного мира. В данной статье мы ставили задачу лишь показать реальность этих соотношений, но пока еще невозможно четко выявить их причины. Можно лишь высказать некоторые предварительные суждения. Во-первых, многие данные позволяют считать, что у плотоядных видов больше способность к экспансии, формированию обширных ареалов. Действительно, во многих группах животных, во всяком случае, среди позвоночных, самые обширные ареалы именно у хищных форм.

Это способствует большей интенсивности заселения маргинальных арктических ландшафтов хищными представителями фауны южных биомов. Во-вторых, очевиден выигрыш плотоядности в аспекте адаптации к суровым холодным условиям, в которых требуется повышенный расход энергии. В третьих, сами процессы видообразования и адаптивной радиации, расхождения по экологическим нишам и формирования нишевой структуры сообществ в суровых климатических условиях и пониженного видового разнообразия должны быть весьма специфичными. Видимо, именно плотоядность способствует сохранению более высоких темпов этих процессов в данных условиях. Можно предположить, что для процесса расхождения по нишам разнообразие нижнего трофического уровня для плотоядных форм имеет меньшее значение, чем для растительноядных. Возможно, что в самой сути плотоядности заложена большая политрофность по сравнению с консументами первого порядка. Очевидно, для процессов сегрегации экологических ниш на третьем трофическом уровне большее значение имеют свойства самих потребителей (например, огромная роль различных поведенческих реакций), тогда как на втором трофическом уровне преобладающая роль принадлежит свойствам потребляемого объекта (химизм, морфология, структура растительных сообществ).

Отмеченные соотношения и тенденции при всей их неоднозначности весьма интересны с позиций теоретической синэкологии и глобальной экологии. Здесь затрагиваются связи механизмов формообразования и адаптивной радиации с тепловыми климатическими условиями, с соотношениями абиотических и биотических факторов.