Еще один пример такого же рода дают птицы. Большинство групп древних птиц было теснейшим образом связано с водной средой.
Гидрофильность на заре развития класса, в меловом и третичном периодах, была выражена в гораздо большей степени, чем сейчас (Познанин, 1978). В современном тундровом ландшафте и в Арктике в целом наибольшего биологического расцвета достигают обитатели болот, водоемов, побережий: гагары, гусеобразные, кулики, чайки, чистиковые. Ни одна группа типичных наземных птиц, в том числе и воробьиные, не может сравниться с перечисленными по относительной степени биологического прогресса в условиях высоких широт. Именно гидрофильные птицы в высоких широтах дают наибольшие показатели численности, насыщения ландшафта, ценотического значения. Особенно показательны в этом отношении кулики, резко доминирующие среди птиц по численности и видовому богатству в основных зональных ландшафтах. При этом среди них есть и типичные сухопутные формы, которые, однако, все же связаны с водоемами.
Конечно, следует иметь в виду гипотетичность представлений о соотношении экологических групп среди вымерших животных. Так, резкое преобладание в отложениях мелового и начала третичного периодов остатков гидрофильных форм птиц можно связать с тафономической избирательностью, с большей легкостью захоронения обитателей водоемов и болот по сравнению с типичными наземными, особенно дендрофильными. Однако положение о гораздо большем распространении гидрофильности на заре развития класса птиц едва ли может быть поставлено под сомнение. Ведь начиная с эоцена, когда, вероятно, началась бурная адаптивная радиация высших отрядов типичных сухопутных птиц, их остатки стали весьма обычными в захоронениях (Brodkorb, 1971).
Наиболее яркие признаки биологического прогресса в условиях тундровой зоны демонстрируют таксоны, относимые в современных системах к категориям весьма умеренно продвинутых, с более или менее отчетливыми плезиоморфными чертами. При этом выявляется ряд характерных особенностей освоения арктической среды таксонами относительно невысокого и высшего филогенетических уровней (см.: Чернов, 1978а; Чернов, Матвеева, 1983).