Противоречия ледниковой гипотезы

Несмотря на неоднократно возникавшие гигантские покровные оледенения, в каждое последующее межледниковье на освободившихся от ледников пространствах весьма быстро формировался живой покров, состоявший, с минимальными потерями, из флоры и фауны предшествовавшего межледниковья (Дорофеев, 1963; Девятова, 1972; Гричук, 1989 и др.).

Большинство гляциалистов считает, что флора и фауна восстанавливалась каждый раз за счет миграции видов из рефугиумов, сохранявшихся далеко на юге (Гроссет, 1979; Геологическое..., 1968; Троицкий, 1975; Гричук, 1989; Любин, 1989 и др.). При этом не учитываются два очень важных обстоятельства:

•    даже современная, наиболее обедненная за плейстоцен, флора - это сотни видов с разными биологическими и экологическими особенностями, разными возможностями расселения

(Как такие сложнейшие системы, как флора и фауна, могли каждый раз и за минимальное время почти без потерь восстанавливаться, чем и обеспечивалось преемственное их развитие на протяжении всего плейстоцена, остается совершенно неясным. Сторонники ледниковой гипотезы приводят данные о скоростях расселения различных видов растений, совершенно не соответствующие их реальным возможностям. Г.А. Елина (1981) пишет о распространении лесной растительности со скоростью 0,4 км/год, С.Л. Троицкий (1975) - до 0,5 км/год, М.И. Нейштадт (1957) о распространении лещины со скоростью 1 км/год, Н.В. Кинд - о распространении дуба со скоростью до 10 км/год (!) и т.д., что никак не согласуется с данными о действительных темпах распространения растений. Необходимо особо подчеркнуть, что освоение нового пространства каждый раз осуществляется особями следующего поколения. Так, например, для развития особей большинства видов восточноевропейских лиственных и хвойных деревьев от прорастания семян до половозрелого состояния и формирования семян, проходит несколько (много) десятилетий. Учет этого неопровержимого факта существенно меняет приведенные выше расчеты и показывает, что скорости распространения лесных растений на порядки меньше (Удра, 1988; Коротков, 1992; Кожаринов, 1995), чем указывают сторонники гляциалистической гипотезы);

•    необъяснимым в рамках ледниковой гипотезы остается факт существования десятков видов растений с реликтовыми ареалами (включая эндемов) на территориях, якобы подвергавшихся сплошному оледенению (Холь-тедаль, 1958; Васильев, 1963; Горчаковский, 1963; Юрцев, 1976)

(Само существование современных достаточно богатых флор (включая виды хвойных) на некоторых арктических и субарктических островах невозможно увязать с гипотезой сплошных оледенений на этих территориях (Толмачев, 1954; Клоков, 1963; Юрцев, 1972; Малясова, Серебрянный, 1993; Калякин и др., 1998)).

Представлениям о Панарктическом ледниковом щите (Гросвальд, 1983, 1999, и др.), существовавшем до конца плейстоцена и покрывавшем огромные территории северных материков, прямо противоречат многочисленные факты; степень оледенения Шпицбергена в вюрме принципиально не отличалась по мощности от современного оледенения этого архипелага (Пуннинг, Раукас, 1985; Троицкий и др., 1985); оледенение Северной Земли в период обитания там мамонтов (24-11 тыс. л.н.) было менее мощным, чем в настоящее время (Макеев и др., 1979) и т.д.

В период предполагаемого существования Панарктического ледникового щита или даже минимального по объемам Новоземельского оледенения (по Величко и др., 1987) на территории предполагаемых ледников существовали достаточно разнообразные растительность и животный мир. Растительность о-ва Шпицбергена в позднем вюрме существенно не отличалась от современной (Троицкий и др., 1985). Растительный покров Новой Земли преемственно развивался с третичного времени (Малясова, Серебрянный, 1993; Калякин и др., 1997). На Северной Земле, помимо мамонтов и кустарниковой растительности (Макеев и др., 1979), в позднем вюрме встречались виды эн-томофауны, которые в настоящее время обитают южнее, на материке (Макарова, 1999). Аналогичные данные имеются по о-ву Врангеля (Вартанян и др., 1992 и др.), Новосибирским и прилежащим мелким островам (Черский, 1891; Павлова, 1906; Колчак, 1907 и др.), о-ву Бегичева (Кузьмина, 1989) и прилежащей к последним участкам материковой суши - Таймыру и устью Лены - подтвержденные многочисленными радиоуглеродными датами (Kuznetsova et al., 2000, 2001; MacPhee et al., 2002; Sher et al., 2002).

Особенно интересны данные по Новосибирским островам с их богатейшей для столь северного района мамонтовой фауной, беспрерывно существовавшей здесь: с 55 тыс. л.н. до 9 тыс. л.н. - мамонт, до 2,4 тыс. л.н. - лошадь (Kuznetsova et al., 2001), до 2,9 тыс. л.н. - овцебык (Верещагин, 1971), по-видимому, сохранившийся на Таймыре до средневековья (Верещагин, 1959), как и лошадь в низовьях Колымы (Верещагин, 2002). В устье р. Оленек териофауна приобретает современный состав еще позже - в 17-18 веках (Калякин, 2002). Состав фауны конца плейстоцена на Новосибирских островах - мамонт, шерстистый носорог, бизон, овцебык, сайга, лошадь, лось, северный и благородный олени, пещерный лев, волк, песец, росомаха, белый и бурый медведи, сибирский и копытный лемминги, заяц (донской или беляк?) и, вероятно, як - а также найденные на них остатки растений - береза, ольха, кустарниковые ивы и ерник (Черский, 1891; Павлова, 1906) - свидетельствуют о существовании степей, в которых древесная растительность обитала в поймах рек. Недавно в дополнение к перечисленным видам млекопитающих на о. Б. Ляховский найдены костные остатки полевок Миддендорффа и красно-серой (Kuznetsova et al., 2000), причем наличие последней свидетельствует о произрастании на острове хотя бы разреженной лесной растительности.