Шесть противоречий ледниковой гипотезы

1.    Для определения направления движения последнего ледника сторонники ледниковой гипотезы используют данные об ориентации гальки, содержащейся в слоях соответствующей ему «морены» и по результатам таких исследований публикуют карты (Астахов, 1976; Пуннинг, Раукас, 1985).

Предметное знакомство с реальными ледниками (в отличие от виртуально моделируемых сторонниками ледниковой гипотезы) на Шпицбергене, Земле Франца-Иосифа и на Новой Земле дает основание утверждать, что их морены состоят из гравелистой гальки, не имеющей длинных осей: она имеют форму, промежуточную между кубической и сферической. Более того, морена ледника в губе Архангельской (западное побережье Северного острова Новой Земли) представляет собой настолько неправильное холмистое образование, что даже если бы ледник и формировал по какой-то неизвестной причине гальку вытянутой формы, ее хаотическое расположение не могло бы указывать направление ее движения. Этот ледник интересен еще в одном отношении. В отличие от иных известных ледников Новой Земли, он не «ныряет» в море и не оканчивается перед ним, а располагается на суше, которая дальше переходит в полуостров Личутина. Его конечная морена, от которой его фронтальная часть отстоит на 1,0-1,5 км, - это морена его максимального (!) на запад продвижения, т.к. ни малейших следов остатков морены, ни следов деятельности ледника на п-ве Личутина нет.

Это с очевидностью показывает, что никакого невероятного по мощности ледникового купола на Новой Земле, как и мифического Панарктического ледникового покрова, не было. В пользу этого заключения можно привести данные донных съемок Печорского моря (Матишов, 1977) об отсутствии там каких-либо ледниковых отложений.

2.    Фиксируемые во многих северных районах современные поднятия суши однозначно трактуются сторонниками ледниковой гипотезы как гляциоэвстатические (Серебрянный, 1980; Имбри, Имбри, 1988; Гросвальд, 1999), но вертикальные движения литосферных блоков происходят и в тропическом поясе (Кукал, 1987), что никак не может быть связано с воздействием ледников.

3.    Поскольку по представлениям гляциалистов колебания уровня океана обусловлены формированием (при регрессиях) и распадом (при трансгрессиях) оледенений, наименьший по мощности вюрмский ледник, соответствовавший максимальной за плейстоцен регрессии (до -130 до -140 м), представляет собой в рамках ледниковой гипотезы неразрешимую загадку.

4.    Для ледниковых эпох (особенно для позднего вюрма), климат которых по оценке А.А. Величко (1973, 1980) даже на Украине соответствовал современному центральноякутскому, где среднеянварские температуры не выше -40 °С, было характерно формирование мощных толщ лёсса в полосе от 55° до 24° с.ш. (Кригер, 1965). В вюрме лёссовые частицы выпадали на ледяном щите Антарктиды в десятки раз интенсивнее, чем теперь (Котляков, 1994). В то же время установлено, что истинные лёссы, как правило, формируются в областях со средней январской температурой до -10 °С и никогда в тех районах, где она ниже -20 °С (Кригер, 1965), т.е. реконструкции климата, проводимые в рамках ледниковой гипотезы, не соответствуют условиям формирования лёсса, который активно формировался именно в позднем вюрме, что известно по громадному количеству разрезов на обширных территориях. Поэтому, необычайная суровость вюрмского климата в районах, лежащих к югу от 55° с.ш., сильно утрирована.

5.    Один из доводов сторонников ледниковой гипотезы в пользу крайней суровости поздневюрмского климата - наличие максимально далекого продвижения на юг (почти до берегов Черного моря) многолетнемерзлых пород (Величко, 1973). Возникает резонный вопрос, почему при более ранних (окском и днепровском) и более мощных оледенениях, продвигавшихся на юг на несколько сот километров далее, чем валдайский ледник, мерзлота не продвигалась на юг хотя бы столь же далеко. Пытаясь объяснить это противоречие, А.А. Величко (1980, с. 17-18) утверждает: «...прямой причинной связи между степенью развития оледенения и интенсивностью похолодания во внеледни-ковой природе не было. Главный пик похолодания приходится на эпоху последнего наименее развитого валдайского (вюрмского) оледенения, к тому же на его вторую половину, когда ледник находился в стадии деградации». Далее он поясняет, что в условиях крайне континентального (центральноякутского, как уже сказано выше) климата для образования более мощного вюрмского ледника не хватало влаги. Но это порождает новые вопросы:

•    почему именно в позднем вюрме, при максимальной в плейстоцене регрессии, а, следовательно, при минимальном водо- и теплообмене между Арктическим бассейном и Атлантикой и, в силу этого, отеплении последней (Эндрюс, 1982) и активизации с ее поверхности испарения, создался вдруг особый дефицит влаги;

•    как мог существовать днепровский ледник, достигавший 48° с.ш. при менее суровом климате, чем поздневюрмский (аналог центральноякутского), на этой широте? Для его существования в столь южном радиационном поясе необходим был буквально ультраантарктический климат.

6.    Присутствие в фауне позднего вюрма на Русской равнине видов, ныне обитающих в тундровой зоне (леммингов, песцов), многими авторами расценивается как свидетельство крайне сурового приледникового климата в соответствующих районах, хотя в настоящее время южные границы ареалов этих животных далеко отстоят от собственно приледниковых районов высокой Арктики, а представители рода Lemmus и вообще не проникают в высокие широты. Существующая же специфически высокоарктическая фауна включает всего несколько видов мелких беспозвоночных. Весьма показательно при этом, что ни один из ее представителей фактически не выходит за пределы высокой Арктики. Их нет ни в наиболее северных материковых тундрах, ни в альпийско-гольцовом поясе (Бабенко, Булавинцев, 1997; Макарова, 2000).