В ущелье гор Чулак мы заехали поздно, чтобы переночевать. Рано утром сперва раздалось характерное квохтанье кекликов. Птицы шли на водопой. Потом совсем рядом с палаткой послышались громкие звуки какого-то покрякивания. Пришлось подняться с постели.
Через капроновую сетку дверки палатки я увидел забавную картинку. На большом камне, в нескольких метрах от нашего бивака собралась целая стайка забавных каменных куропаток. Вытянув шейки, они будто с недоумением разглядывали желтую палатку, нерешительно переступая с ноги на ногу.
Обозрение необычных предметов, столь неожиданно появившихся на знакомом водопое, продолжалось долго, пока мое неосторожное движение не напугало птиц, и они, будто по команде, с громким шумом разлетелись и, приземлившись, побежали по склону ущелья.
Солнце только взошло, осветило вершины гор ущелья, а на дне его еще лежала глубокая тень и прохлада. Мой фокстерьер, любитель поспать в тепле, дрожа от прохлады, быстро сообразил, где можно погреться, и помчался на солнечный склон.
Долго и медленно приближалась к нам по склону солнечная полоска, когда она дошла до ручья, неожиданно над зарослями татарника и мяты пробудились многочисленные насекомые, зареяли бабочки, загудели шмели и пчелы, стали носиться юркие мухи.
Пора было продолжать наше путешествие и возвращаться обратно в пустыню. Медленно спускаясь по ущелью, лавируя между камнями, опасаясь задеть них машиной, я поглядываю по сторонам. Вон по склону горы поскакал зайчишка и переполошил фокстерьера. Пронеслась стайка молодых розовых скворцов. Десяток сорок, наверное, семейный выводок, опустился в ущелье откуда-то сверху. Что-то усиленно раскапывали на склоне горы кеклики. Увидев машину, они с громким шумом разлетелись в стороны. Вместе с кекликами искала поживу и парочка удодов и несколько каменок-плясунь. Потом почти отвесно сверху вниз упала черная, странная птица, раскрыла крылья у самой земли, изящно спланировала и села на камни. За нею стремительно упала сверху вторая птица. Я узнал в них жителей гор - альпийских галок. Захрюкал на все ущелье сурок и, потряхивая полным тельцем, неуклюже поскакал к своей норе. Ручей кончился, исчезла сочная зелень.
Солнце светило сзади, и тень от машины бежала впереди нее. Среди темно-лиловых цветков василька бросились в глаза сверкающие на солнце ярко-белые чашечки. Растение созревало не сразу, некоторые его цветки еще цвели, и над ними трудились пчелы, другие же поблекли, в третьих уже созревали семена, которые начали разлетаться в стороны. От некоторых цветков остались одни чашелистики. Они были широко раскрыты, образовав подобие неглубокой, аккуратной, красивой чаши. Внутренняя ее поверхность была белой и гладкой, будто отполированной, она поблескивала и отражала солнечные лучи. Была она похожа на параболическое зеркало, в центре которого сходились солнечные лучи. Не случайно в одной такой чашечке я увидел греющегося после ночной прохлады клопа-черепашку, а в другой - большую серую муху. Насекомые нашли себе теплое местечко.
Но не для них так устроен цветок. Тут было какое-то другое значение. Видимо, гладкие чашечки существовали ради того, чтобы семена-пушинки легче соскальзывали в стороны от легкого дуновения ветра. Кроме того, быть может, отражение тепла солнца способствовало созреванию семян, расположенных в центре соцветия. Как бы там ни было, насекомые недурно использовали это своеобразное параболическое зеркало для того, чтобы согреться после прохладной ночи и поскорее приступить к активной жизни.