Сегодня хорошо, на небе облака, и можно немного отдохнуть от жары. Вокруг же голая пустыня, солончаки, да слева ярко-желтые с белыми и красными прожилками обрывы. Еще в мареве колеблющегося воздуха маячит что-то темное: кибитка, курган или дерево.
На пухлый солончак налетел вихрь, закрутил столбик белой пыли, свил ее веревочкой, помчался дальше, наскочил на ложбинку с сухим перекати-полем, расшвырял его во все стороны. Следом пошел куролесить второй вихрь, поднял и закружил хороводом сухие растения все выше и выше, совсем высоко, метров на триста или больше.
Я загляделся не необычное зрелище, пожалел, что нет с собой киноаппарата. Такое не часто увидишь. А вышло бы здорово: на синем небе белые облака, желтые обрывы с белыми и красными прожилками, пухлый солончак, будто покрытый снегом, и вихрь с хороводом сухих растений. Я загляделся на необычное зрелище и не заметил, как ко мне подъехал на коне всадник. Вдали шла отара овец.
- Что делаешь? - спросил он меня без обиняков.
- Да вот смотрю, как ветер гонит перекати-поле.
- Чем занимаешься? - повторил вопрос всадник.
- Всем понемногу. Растения смотрю, птиц, зверей.
Старик хитро прищурил глаза.
- Вон видишь, - показал он кнутом на темный предмет на горизонте. - Посмотри обязательно. Там звонкое дерево!
- Какое такое звонкое?
- Посмотри, сам увидишь.
Улыбнулся и больше ничего не сказал. Поскакал за отарой. Забавный старик, неразговорчивый. И я шагаю дальше по жаре под ослепительным солнцем и щурю глаза от белого солончака. Темное пятно не так уж далеко, все ближе, больше, уже не колышется, и вскоре я вижу перед собой дерево пустыни, одинокий разнолистный тополь - турангу. Как он здесь оказался один в пустыне?
На дереве гнездо из груды сучьев. С него слетают два пустынных ворона и, тревожно покрикивая, кружат в небе в отдалении: боятся меня. Что может быть для них страшнее человека?
Я люблю и уважаю эту редкую птицу. Она мне кажется особенной, какой-то мудрой. Люблю за привязанность ее к самым диким и малодоступным местам пустыни, за то, что пары так преданы друг другу, всегда вместе, неразлучны. А больше всего люблю за музыкальный ее нрав. Весной в брачную пору вороны выписывают в воздухе замысловатые фигуры пилотажа, переговариваются флейтовыми голосами, кричат, каркают, позванивают по-особенному. Сколько у них этих звуковых сигналов, и каждый, наверное, имеет свое особенное значение.