В другой раз на озере Балхаш мы остановились на ночь на низком берегу, поросшем травой. Здесь кишели уховертки. Они забрались во все наши вещи, в ящики с продуктами, рюкзаки и спальные мешки.
Балхашские уховертки, хотя и принадлежали к тому же виду Riparia fedchenco, оказались удивительно агрессивными и, добравшись до кожи, чувствительно щипались. После неудачного бивака несколько дней нам пришлось избавляться от непрошеных гостей, отправившихся с нами путешествовать.
И еще вспоминается одна интересная встреча с ними. После долгих странствований по жаркой пустыне перед нами неожиданно на ровном месте открылся глубокий и обрывистый каньон в красных глыбах, столбах и нишах. На дне его виднелась темно-зеленая полоска тугаев. Как оказалось, это был каньон реки Темирлик.
В каньон вела дорога. Каким раем нам показалось царство трав и деревьев, глубокая тень, влага, прохлада и шумящий веселый и прозрачный ручей! Здесь на большом развесистом лопухе я увидел уховертку. Она сидела неподвижно, наполовину свесившись в каморку, образованную молодыми распускающимися листьями и, казалось, спала. Вокруг нее прикорнули маленькие уховерточки. Было более восьмидесяти братьев и сестер, все одинаковые, черные, с короткими щипчиками-клещами. Лопух для них служил родным домом. Там, где черешок листа прилегал к стволу, в узкой и полузакрытой щелке они мирно спали кучками, и лишь немногие бродили по растению и грызли пушок, покрывавший листья, пили сок из них.
Уховертки, видимо, давно жили на лопухе. На нем они родились, вместе с ним росли, об этом можно было догадаться по черным точкам испражнений, разбросанным всюду, особенно в местах отдыха.
В самой нижней и старой щелке виднелись длинные щипчики и остатки оболочки брюшка уховертки. Это, наверное, был отец, погибший от старости, который по существующему обычаю был съеден многочисленными детьми.
По-видимому, уховертки ночью спускались вниз со своего многоэтажного дома и бродили по земле, неизменно возвращаясь обратно под родительский кров и опеку, хотя, возможно, пока подобные вольности разрешались только матери. Жизнь на лопухе имела свои особенные законы, которые отличались от законов жизни под плоскими камнями ущелья Карабалты. Я пересмотрел множество лопухов, но больше не нашел на них уховерток. Видимо, в разных местах они, смотря по обстановке, меняют свои обычаи, не совсем правы те, кто полагает, что жизнь насекомых управляется только трафаретными правилами унаследованного инстинкта. Не так уж и консервативен этот инстинкт.