Обширное, чуть всхолмленное плато Чу-Илийских гор, серое, выгоревшее на солнце. Узкой ярко-зеленой полоской тянется долинка соленого ручейка Ащису. Я стою на высоком бугре.
Он покрыт красноватым щебнем вперемежку с галькой. С одной стороны бугор отвесно срезан. Отсюда видно, что земля сложена из прочно сцементированной гальки самых разных размеров и окраски. Когда-то, много миллионов лет назад, на месте этой жалкой пустыни плескалось древнее синее озеро.
На западе горизонт окаймлен далекой сиреневой полоской слегка иззубренных вершин хребта Анрахай. Солнце медленно опускается к горизонту, и вся большая пустыня, раскинувшаяся передо мной, постепенно блекнет и темнеет.
Я присел на камень, вынул из футляра бинокль. На пустыне всюду засверкали скопления ярко светящихся огоньков. Любуюсь ими, очарованный зрелищем, только не могу понять, откуда они. Потом догадываюсь, и очарование исчезает. Огоньки находятся на месте бывших стоянок животноводов, где вместо юрт остались осколки разбитых бутылок.
В человеке живет инстинкт не только созидания, но и разрушения. Отчетливее всего он проявляется в детстве. Превратить бутылку в кучку мелких осколков, видимо, доставляет удовольствие. Осколками разбитых бутылок помечены не только места стоянок, но и кратковременные ночлеги при перегоне скота с зимних пастбищ на летние и обратно.
Еще больше темнеет. Заходит солнце Закат недолго алеет. В густых сумерках над нашим биваком пролетает крупная черная птица и садится недалеко на вершину скалы. Всматриваюсь. Это не козодой. Веселой трели этой птицы, возвещающей начало охоты, не слышно. Сидящая на скале птица - обыкновенный пустынный ворон. Необычное появление дневной птицы в темноте удивило меня. Что заставило ворона сумерничать? Охота на каких-либо ночных грызунов? Голод изменил издавна установившееся поведение.
Потом внимание отвлекло какое-то крупное, почти белое насекомое. Оно стало порхать недалеко от бивака над серой полынью, уселось на вершинку кустика. Сжимая в руках сачок, я осторожно подкрадываюсь и вижу самого обыкновенного муравьиного льва. Испуганный моим появлением, он вспорхнул, промелькнул белым лоскутком на едва заметном розовом фоне заката и, описав круг, вдруг стал невидимым.