В корне изменился характер воспроизведения. Мономолекулярные хранилища наследственной информации с прежним постоянством совершали процесс редупликации.
Клетка в целом приступила к делению. Но тут-то и таилась опасность вечного прозябания. Деление несовместимо с усложнением организма. Делимое не может достичь той степени усложнения, того увеличения размеров, какое затем было достигнуто живыми организмами на путях многоклеточности. Делимость обеспечила метаболизм, она не уничтожила потенциального бессмертия живых систем. Она наложила запрет на усложнение организации, на прогресс.
Единообразие строения клеток во всем органическом мире — выражение этого запрета, а совсем не доказательство единства происхождения всех живых существ от одного одноклеточного прародителя, как думают сейчас все без единого исключения биологи-эволюционисты [Шмальгаузен, 1969; Вилли, 1964]. Клетка — система делящаяся, и как таковая никакого другого устройства, кроме организации, совместимой с делением, иметь не может.
Вирусы, а среди протистов —- инфузории изобрели частичную смерть во имя бессмертия. Вирус при проникновении в клетку хозяина сбрасывает белковый футляр и весь аппарат, обеспечивающий поиск клетки хозяина и проникновение в нее. В клетку хозяина проникает нуклеиновая нить, благополучно редуплицируется, строит оболочку и бронебойное орудие для проникновения в новую клетку. У инфузорий отбрасывается макронуклеус. Частичная смерть позволила усложнить организацию, но вирусы остались вирусами, протисты — протистами. Многого на пути частичного умирания живые существа не достигают. Отделение большой части, подлежащей уничтожению, несовместимо с неделимостью, индивидуальностью высших форм.
Глубокие различия между клетками разных тканей многоклеточного организма начинаются с дифференциации органов и тканей организма. Возникновение различий сопровождается утерей клетками делимости. Делящиеся клетки всех живых существ сходны.