В некотором смысле теория типов была менее созерцательной, чем теория эволюции. Она прямо отвечала на вопросы об устройстве организмов и о назначении их органов, не вдаваясь в отвлеченный анализ способа их возникновения.
Рассматривая целесообразность как изначальное свойство живого, она смело ставила вопрос: «для чего», не опасаясь правомочности самого вопроса. Сфера ее прогноза была ограничена. Предсказывать на ее основе связующие звенья между разошедшимися формами невозможно, но предсказывать одни признаки организма по другим можно.
Теория типов натолкнулась на преграду в лице изменяемости органических форм, в частности той изменяемости, в процессе которой возникали связующие звенья. Но и теория эволюции в своем поступательном развитии натолкнулась на объективные факты устойчивости органических форм, на ограниченный характер эволюционных преобразований, на канализованный характер эволюции. Оказалось, что кривая эфективности отбора имеет плато.
В настоящее время мы вступили в новую эру развития биологии, которая ознаменовалась синтезом теории типов и теории эволюции. Первой преградой на пути эволюционной теории, в том виде, в каком ее сформулировал Ламарк, встал факт реальности вида. Теория эволюции была признана только тогда, когда возник синтез идеи реальности вида с идеей его изменяемости. Этот синтез был осуществлен Дарвином. Не случайно он озаглавил свой труд «Происхождение видов». Признав, в отличие от Ламарка, реальность вида, Дарвин первый встал на путь синтеза теории типов и эволюционной идеи.
Однако эра синтеза идеи типа и идеи эволюции наступила лишь тогда, когда были раскрыты эволюционные механизмы возникновения самой устойчивости органических форм.
Впервые в истории науки вопрос о возникновении в процессе эволюции самой устойчивости поставлен Иваном Ивановичем Шмальгаузеном [Шмальгаузен, 1934а, б, 1935а-в, 1937а, б, 1938, 1939а, б, 1940].