Сейчас мы знаем, что классический павловский условный рефлекс — это лишь один из многих способов формирования ассоциативных связей на основе индивидуального опыта (Крушинский, 1977).
Однако практически все они, за исключением, быть может, импринтинга, относятся к категории так называемых временных связей. В этом обозначении как нельзя лучше отражена их самая существенная особенность — преходящий характер и обратимость во времени. Способность организма быстро отказываться от однажды сложившихся привычек, если последние не дают преимущества в новых условиях, свойство «забывать» ненужное, отказываться от приобретенных навыков в пользу новых, насущных в данный момент, — все это несомненно мощный регуляторный механизм повышения надежности существования индивида.
Наша задача состоит в том, чтобы понять, как описанная временная лабильность поведения индивида воплощается в поступательных эволюционных изменениях свойств популяции.
Для объяснения механизмов передачи приобретенного опыта последующим поколениям было высказано две гипотезы. Согласно первой из них, условные рефлексы, приобретенные индивидами-родителями, попросту наследуются их потомками. Эта точка зрения была высказана Павловым. При этом он основывался на экспериментах своего сотрудника Н. П. Студенцова (1924). Несколько позднее, в 1927 г., Павлов (1951б) писал, что вопрос о наследовании условных рефлексов остается совершенно открытым и, по существу, отказался от прежней трактовки. Позже опыты Студенцова были признаны некорректными (Бляхер, 1971б). Это не помешало многим видным исследователям павловской школы (Д. А. Бирюков, К. М. Быков и др.) утверждать, что Павлов признавал и доказывал наследование индивидуальных поведенческих признаков. В 1960 г. Бирюков (1960а) писал, что в противном случае все павловское учение о приспособительном значении условных рефлексов лишается смысла. Возразим на это словами Д. К. Беляева (1968), что наследование условных рефлексов было бы в высшей степени трагично для судьбы особей, живущих в изменчивых условиях внешней среды.
Многочисленные попытки доказать наследование индивидуально приобретенных поведенческих особенностей служат естественным следствием временного усиления в нашей стране в 30—50-е годы ламаркистских, эктогенетических, позиций. Несомненным следствием этого является также почти полная монополия в эти годы рефлексологической теории (см. ниже), отголоски которой были слышны еще совсем недавно (см., например: Судаков, 1967).