Когда мы переходим к высшим организмам, где каждый признак фенотипа является следствием действия многих генов, определяющих его как последовательно, так и параллельно, значение неполной или ложной гомологии еще более возрастает.
Так, Вавилов упоминал о чрезвычайно широком распространении бесхлорофилльных растений и полуальбиносов, у десятков форм в самых разнообразных семействах. Теперь это не представляется удивительным, так как хлорофилл-белково-липоидный комплекс возникает в 16 этапов, каждый из которых контролируется ядром или ДНК хлоропласта (Насыров, 1975). Любая мутация на любом из этих этапов приводит к возникновению того или иного хлорофплльного мутанта. Становится ясной и широко распространенная гомологичность жизненных форм и «экологических типов» растений. В формировании общего габитуса растения важную роль играют ростовые вещества — фитогормоны (гиббереллины, ауксины и цитокинины). С19-гиббереллины синтезируются из ацетата в 13 этапов, контролируемых генетически, ауксин (b-индолилуксусная кислота) — из шикимовой кислоты в 6 этапов, столь же сложен путь синтеза цитокининов. Поэтому возникновение гомологических форм, таких как гиганты и карлики, в том случае когда условия внешней среды этому благоприятствуют, становится практически неизбежным.
Не меньше подобных примеров можно привести из мира животных. На наших глазах быстро возникает новая отрасль науки — биохимическая фенетика. Мы уже упоминали о гомологичных изменениях, обусловленных нарушениями в работе гормональной оси организма позвоночных. Все признаки акромегалии, акромикрии, хондродистрофии, изменения пигментации высокогомологичны для всех позвоночных. Это же можно сказать и об особенностях окраски покровов и глаз животных (Медников, 1981).
Нужно признать, что молекулярные генетики, выполняя десятки н сотни работ на подобные темы, уже не связывают их с расшифровкой .механизма гомологической изменчивости, с именем Вавилова. Это позволяет в свою очередь теоретикам, склоняющимся к номогенезу и иным формам телеологического истолкования процесса эволюции, говорить о загадочности возникновения параллелизмов и о несоответствии их дарвиновскому положению о неопределенной изменчивости. Мы видим, что для последнего нет никаких оснований. Советская генетика может по праву гордиться тем, что Вавилов, развивая идеи предшественников, в первую очередь Дарвина, создал закон, который уже свыше 60 лёт развивается, удивительно логично вписываясь в новые отрасли науки о живом. Роль закона гомологических рядов в наследственной изменчивости в генетике по-прежнему остается первостепенной. Как подчеркивали докладчики пленарного заседания XIV Международного генетического конгресса, специально посвященного вавиловскому наследию, значение его будет только возрастать.