Переселение

Переселение

В конце сентября роговидные галлы совершенно набиты тлями, которые сидят в них так тесно, одна возле другой, что образуют сплошной слой. При этом в каждой хоботок воткнут в стенку галла, и размещаются они соответственно длине хоботка: верхний слой составляют большие, во втором ряду—средние, а между ножками последних—маленькие, и все, не двигаясь, работают хоботками. Над этими, сосущими сок, тлями копошится масса других, которые ищут места в столовой. Все постоянно перемещаются: верхние опускаются вниз, нижние подымаются вверх, и каждая успевает полакомиться.

В такой толкотне белые восковые украшения превращаются в пыль, наполняющую все промежутки, и изо всего этого образуется копошащаяся смесь, в которой совершаются превращения. Несмотря на совершенное отсутствие покоя, здесь совершается линька тлей, и ни одна лапка их не бывает сломана; в этой же тесноте развертываются их большие крылья, и ни одно не бывает измято.

Бескрылые оранжевые тли превращаются теперь в красивых черных тлей-расселительниц (IVб), тонких и снабженных четырьмя крыльями (рис. 255). Жизнь в заключении окончена, наступило время выхода на волю. Но как выйти? Заключенные решительно не способны сделать пролом в крепости, у них нет для того орудий. Но крепость рушится сама собой. Когда население галла созревает, тогда и сам галл созревает, высыхает и раскрывается.

У складчатых галлов немного приподымается верхний загиб, ушковидные галлы растопыривают свои узловатые края. Другие галлы, шаровидные и роговидные, не обнаруживают такой постепенности раскрывания: здесь отверстие образуется резко, сразу. Шары, растягиваясь с каждым днем все больше и больше, лопаются, и на боках у них появляются звездообразные отверстия. Рожки трескаются на верхушке.

Выход тлей заслуживает того, чтобы его пронаблюдать вблизи. Я выбираю роговидные галлы, потрескавшаяся верхушка которых указывает на близкое их открытие, и кладу их на солнце в моем кабинете, в нескольких шагах от закрытого окна, а между ними и окном ставлю большую ветку скипидарного дерева. На другой день один из рожков раскрылся, и в полдень, при сияющем солнце, в тихую и теплую погоду, крылатые расселительницы выходят маленькими кучками, не торопясь. Они покрыты восковой пылью, остатками прежней одежды. Только что появившись у порога трещины, они распускают крылья и летят, отряхивая пыль. Волнообразным полетом они прямо летят к окну, где свет ярче, ударяются о стекла и падают на рамы. Здесь они сидят целыми кучками, купаясь в лучах солнца и не пытаясь лететь дальше.

Несмотря на то, что вся комната хорошо освещена, тли всегда направляются к окну, обращенному к солнцу. Их тысячи тысяч, и ни одна не летит в другую сторону. Удивление овладевает вами при виде того, с какой неизменной правильностью все эти крошечные существа направляются к свету, с такой же неизменной правильностью, с какой дробинки, подброшенные вверх, падают прямо на землю. Этих влечет сила тяжести, господствующая над мертвым веществом, а те, живые тельца, подчиняются так же свету.

Мои оконные стекла останавливают тлей. Куда направились бы они, если бы этого препятствия не было? Конечно, не на соседние скипидарные деревья. Я поставил им ветку любимого дерева, но ни одна из вылетевших тлей не обращает на нее внимания, ни одна не садится на ветку. Если даже какая-нибудь из них, нечаянно толкнувшись об ветку, и упадет на лист, то спешит подняться и присоединиться к остальным, сидящим на солнце, на окне. Не имея больше потребностей желудка, они не интересуются скипидарным кустом.

Рис. 255. Крылатый пемфиг (P. vagabundus Walsch.). Линии внизу показывают естественную величину. (По Packard)

Выход длится два дня. Когда последние, запоздавшие, вылетели, откроем совсем галл. Совершилось строгое разделение населения. Оно состояло из смеси красных бескрылых и черных крылатых. Эти последние все покинули жилище, а остались первые, такие же маленькие, как были раньше, коренастые, морщинистые и красные. У иных на спине еще заметен детский мешок. Я узнаю в них родительниц, которые одни остались в галле. Некоторое время они еще ведут томительную жизнь в открытом жилище и продолжают рожать детей, но теперь уже не имеющих будущего: им не хватит времени, да и жилище разрушено. Наконец, они гибнут со своим слишком поздно родившимся приплодом.

Вернемся к вылетевшим тлям, остановленным в своем полете стеклами окна. По форме, цвету и величине они все одинаковы. А можно бы ожидать найти среди них самцов и самок. Тли до сих пор, будучи оранжевыми, сохраняли скромную личинковую форму и только теперь приобрели принадлежности взрослого насекомого. Тяжелая, пузатая, оранжевая вошка сделалась стройной, черной мошкой с четырьмя крыльями. У других насекомых это превращение было бы предзнаменованием брачных торжеств. Ну а у обитателей галлов крылья, эта принадлежность зрелого возраста, являются признаком в данном смысле обманчивым. У расселительниц нет и не может быть свадеб. Ни одна из них не имеет пола, и тем не менее каждая дает потомство, которое она производит прямым рождением, как и ее предшественники.

Кончиком наслюненной соломинки я ловлю наудачу крылатую тлю. Булавкой я надавливаю ей живот, от чего выдавливаются из брюшка 5—6 зародышей, и так повторяется неизменно, у каждой тли. Но посмотрим, как это совершается естественным путем. Проходит два часа, и мои пленницы, сидящие на окне, приступают к рождению детей, которых они откладывают на стекло, на рамы, на известь. Пришло время так торопиться, что им некогда разбирать, куда класть. Выпуская детеныша, мать поднимает два больших верхних крыла и мягко двигает двумя маленькими нижними. Кончик ее живота сгибается и касается поверхности, на которой сидит насекомое. И вот дело сделано: один зародыш поставлен отвесно, головой вверх. Немного далее отложен другой с такой же быстротой, потом еще и еще. В короткое время дело бывает окончено. Общая сумма, в среднем, шесть детей.

Мы сказали, что малюк прикрепляется отвесно к той плоскости, на которой мать произвела его на свет. Такое положение неустойчивого равновесия необходимо. Действительно, новорожденный завернут в рубашечку, которую он должен сбросить. Минуты через две на ней образуется щель, и рубашечка сползает назад. Ножки освобождаются и начинают двигаться во всех направлениях, чего они не могли бы делать, если бы животное лежало на земле. Так делаются более крепкими и гибкими членики, которые двигаются в первый раз. После нескольких минут этой гимнастики маленькое животное принимает горизонтальное положение и отправляется блуждать по свету.

В то время, когда новорожденный еще стоит головой вверх, проходящие тли иногда опрокидывают его, не щадя его нежный возраст. Тогда ему грозит серьезная опасность, от которой он часто погибает, потому что лежа он не может сбросить рубашечку. Несколько нитей паутины протянуты в углу окна, и в них запуталось несколько крылатых тлей. Эти подвешенные тли родят также детей, дети их падают на край подоконника и не могут сбросить свои рубашечки, потому что не стоят в отвесном положении, а лежат.

И вот все окно населено крошечными созданиями, которые очень деятельно двигаются среди крылатых тлей. Чего они ищут, чего им надо? Мое незнание погубит их. Через два-три дня крылатые умирают. Их назначение окончено. Теперь начинается жизнь их детей. Еще некоторое время эти последние блуждают туда-сюда, потом всякое движение прекращается: все мертво. Прежде чем смести их щеточкой с окна, дадим краткое их описание. Новорожденные бледно-зеленого цвета, с тонким телом. Длина их около миллиметра. Ловкие и с довольно длинными ножками, они бегают с озабоченным видом.

Немного раньше роговидных галлов, в середине сентября, вскрываются прочие галлы: шаровидные, складчатые, ушковидные и веретенообразные. Все пять видов обитателей их имеют одни и те же нравы. Выйдя из своего нароста, черные крылатые расселительницы в тот же день или на другой день начинают рожать, и каждая дает небольшое число молодых, штук пять-шесть, так же, как и тли, вышедшие из роговидных галлов.

Из ушковидных наростов от крылатых тлей рождаются коренастые вошки, более широкие сзади, чем спереди, и окрашенные в темно-оливковый цвет. Самая замечательная черта их—хоботок, который, будучи подогнут под тело, высовывается сзади и напоминает яйцеклад кузнечиков (рис. 256). Мне очень хотелось бы посмотреть, как действует этот непомерно длинный хоботок, но мои пленницы отказываются от того, что я им предлагаю, от листьев и свежих галлов. Они забиваются в ватную пробку, которой заткнута трубка. У них есть какое-то дело. Они хотят уйти. Куда?

Также коренастые, похожие на жабок, бескрылые детеныши крылатых тлей из шаровидных галлов светло-рыжие, а из складчатых галлов—зеленовато-черные. И те, и другие имеют умеренные хоботки.

Рис. 256. Сумочная тля (P. follicularius Pass.)—поселенец. Увеличено в 25 раз. (По Derbes)

Огромный хоботок мы опять встречаем у молодых тлей, рожденных крылатыми из веретенообразных галлов, но на этот раз и сама вошка удлиненная, а цвет ее бледно-зеленый.

Покончим с этими сухими подробностями. Нам достаточно того, что мы узнали, что пять сортов галлов на скипидарном дереве содержат не одно племя, строящее только различные жилища, а пять различных видов. Если предшествующие поколения, сходные по наружности, как будто бы указывают на видовое единство, то детеныши крылатого поколения удостоверяют противоположное. Одни коренасты, другие стройны, у одних хоботок обыкновенной длины, у других до странности длинный. Одни светло-зеленого цвета, другие оливкового, третьи светло-рыжего. Очевидно, это различные виды. Но мы не станем делать подробного описания каждого вида, а лучше пойдем и посмотрим, как идут дела в естественных условиях, на скипидарном дереве в моем саду.

В жаркие часы дня я часто навещаю галлы, и они открываются на моих глазах: рожки трескаются на верхушке, шары лопаются на боках, остальные галлы раскрывают свои края. Как только отверстие делается достаточно большим, сейчас же появляются черные расселительницы и начинают выходить спокойно, неторопливо, по одной, как они делали это в моем кабинете. Они останавливаются на несколько секунд на пороге, потом раскрывают крылья и летят, оставляя пыльный след в воздухе; полет, которому благоприятствует малейшее движение воздуха, уносит их далеко, и я теряю их из виду.

Обыкновенно выход совершается частями, в течение нескольких дней. Когда весь рой исчез, то в галле остаются еще крошечные бескрылые родительницы, произведшие тех крупных тлей, что только что улетели. Некоторые из оставшихся выходят на край отверстия—погреться на солнышке, потом возвращаются в галл, после чего выходят другие, которым также, может быть, интересно взглянуть на яркое солнце. Потом уж ни одна не показывается. Праздники света не для них. Еще недели две они тянут жалкую жизнь в раскрывшемся наросте, затем он высыхает, а голод и старость убивают их.

До сих пор наблюдения на дереве в саду не дали мне ничего нового. Наблюдения в кабинете дали мне даже больше, так как я видел там, как рождают расселительницы, чего не мог наблюдать в естественных условиях. Здесь детеныши их должны быть рассеяны в разных местах, на значительных расстояниях, как об этом можно судить по полету расселительниц, но я не знаю где. Не могу ли я найти на самом дереве новорожденных, с которыми познакомился во время комнатных наблюдений? Да, могу, и в таких условиях, которые стоит описать.

Вспомним то, что я говорил раньше: тли, заключенные в галлах, не могут проделывать в них отверстий и выходят из них только тогда, когда галлы сами трескаются и раскрываются. Но может иногда случиться, что крылатое поколение уже созрело, а выхода нет потому, что галл еще не совсем созрел, или потому, что он преждевременно засох и не может раскрыться. Что же делают пленные в этом несчастье? Именно то, что они сделали бы, уже выйдя из галла. Дело у них неотложное: пришло время родить, и они родят, в тесноте и неудобстве. В этой тесной толпе крылатых множество новорожденных гибнет, затоптанных их ножками, а многие не могут сбросить рубашечки и высыхают, обращаясь в пылинки, но большинство все-таки выпутывается из беды—так живучи эти насекомые.

Вскроем в октябре шаровидный или роговидный галл, который высох, не раскрывшись. Мы увидим, что его наполняют черные тли, все крылатые и все мертвые. Они погибли после деторождения. Под кучей их трупов, в особенности вблизи стенок, с изумлением видишь в лупу тысячи их детенышей, копошащихся среди материнских остатков. Там и сям, среди этой подвижной молодежи, заметны точки, окрашенные в красный цвет, менее ловкие в движениях, но также еще полные жизни. Это—родительницы, довольно еще сильные и, по-видимому, способные перезимовать. Они имеют такой здоровый вид, что мне приходит мысль сохранить их. Может быть, их назначение еще не окончено. Я кладу их отдельно с их галлами, вскрытыми перочинным ножом. Оставленные в саду, они погибли бы от непогоды в своих разрушенных жилищах, когда придет зима. Выживут ли они под защитой стекла? Я сильно надеюсь на это.

Действительно, сначала дело идет недурно. Мои красненькие созданьица сохраняют превосходный вид. Потом, при первых холодах, они становятся неподвижными, но сохраняют свежий вид, как будто бы должны ожить весной. Однако этот вид обманчив. Они не оживают более. Гораздо раньше апреля все стадо мертво. Мой опыт только задержал немного наступление их смерти. Тем не менее меня поражает живучесть маленьких красных бабушек. Они живут полгода, а их дочери— несколько дней.

Черные крылатые расселительницы не нуждаются в пище и, оставив свой скипидарный куст, не ищут другого, как это доказывает мой опыт в кабинете, когда они даже не садились для отдыха на поставленную мной ветку. Тот же опыт показал, что они не выбирают места, удобного для деторождения, и совершают последнее где попало.

В полях дело не должно происходить иначе. Только что освободившись, они стряхивают с себя восковую пыль и летят в том или в другом направлении, в зависимости от направления ветра. У них есть крылья, и вот они спешат на солнышко, танцевать свой воздушный танец. Утомившись этим движением, они опускаются на первый попавшийся предмет и больше не летают, как это показали мои пленницы. Затем совершается рождение детей, после чего матерям остается только умереть.

При такой поспешности и при отсутствии выбора удобного места для помещения детей большая часть последних должна погибать. На голой земле, на камне, на сухой коре новорожденные неизбежно гибнут. Им нужна немедленно пища, а они неспособны к странствованиям для того, чтобы ее отыскать. Их хоботок должен воткнуться в нежный источник сока; им надо пить, иначе они погибнут. В моих трубках, куда я собрал родившихся на моих глазах, все пленники погибают от отсутствия пищи менее чем в две недели. Я пробую давать им различную зелень, но ничто не годится.

При недостатке непосредственных наблюдений приходят на помощь рассуждения. Нет сомнения, что эти жалкие вошки—единственные в данное время представители племени тлей скипидарного дерева, должны перезимовать и дать начало поколению, которое населит скипидарный куст весной. Эти слабые создания не могут оставаться под открытым небом зимой. Им необходим приют, который бы одновременно и питал, и защищал их. Где же его найти? Под землей, возле какого-нибудь растения, сохраняющего зимой немного зелени.

Предполагают, в самом деле, что эти тли переселяются и делаются поселенцами (V), которым дают убежище на зиму некоторые злаки. Такие убежища, где хоботок сосет сладкий сок корневищ злаков и куда трудно проникает влага дождя и снега, любят различные тли. Очень возможно, что и тли скипидарного куста поселяются там же на зиму. Что касается вопроса о том, что происходит в этих подземных поселениях, то нам приходится пока ограничиться лишь одними предположениями.