Бабочка

Бабочка

Март наступил, а гусеницы, воспитанные мной, не перестают совершать свои походы. Многие покидают теплицу, которую я теперь держу открытой, и отправляются искать места, подходящие для близкого превращения. Они выходят в последний раз и окончательно покидают гнезда и сосну. Путешественницы очень поблекли, они беловатого цвета, с несколькими рыжими волосками на спине. 20 марта я слежу целое утро за движением одного ряда из сотни гусениц, растянувшегося в длину на 1 ¹/₂ сажени. Они двигаются по пыльной земле, оставляя за собой след. Потом ряд разделяется на отряды, которые собираются в кучки и отдыхают, покачивая спинами. После более или менее продолжительной остановки эти отряды опять пускаются в путь, но теперь уже образуют независимые ряды.

Одни идут вперед, другие назад, те—направо, эти—налево. Иной ряд, сделав крюк, возвращается туда, откуда вышел. Но все-таки замечается общее стремление к стене теплицы, которая, будучи обращена на юг, отражает более теплые лучи солнца. По-видимому, единственным руководителем является стремление выйти на солнце: предпочитаются места, откуда идет больше тепла.

После двух часов движения туда и сюда маленькие ряды гусениц, по двадцати в каждом, доползают до стены. Здесь почва рыхлая, очень сухая, которую легко рыть, хотя она и скреплена немного растущими здесь травами. Первая гусеница каждого ряда исследует, немного роясь челюстями, землю. Остальные доверчиво и послушно следуют за ней, без всяких попыток делать то же со своей стороны. Здесь, в этом важном деле выбора места для превращения, не проявляется личного почина, а существует только одна воля, воля предводителя. Существует, так сказать, только одна голова.

Наконец, удобное место найдено. Первая гусеница останавливается, толкает лбом в землю, роет челюстями. Остальные, все держась непрерывной цепью, подходят к тому же месту одна за другой и также останавливаются. Таким образом ряд постепенно разрывается и превращается в копошащуюся толпу, где каждая гусеница действует на свободе. Все спины вздрагивают, все головы погружаются в пыль, все ножки скребут, все челюсти роют. Вырывается углубление, в которое мало-помалу зарываются гусеницы. Еще некоторое время продолжается работа, и почва покрывается кучками вырытой земли; потом все успокаивается. Гусеницы спустились на глубину трех дюймов. Твердость почвы не позволила им спуститься глубже. В сыпучей почве они зарываются гораздо глубже. В теплице, в мелком песке, я находил гусениц, зарывшихся на глубину фута. Может быть, они зарываются и еще глубже, но я не знаю этого. Они зарываются не по одиночке, а более или менее многочисленными партиями и на очень различной глубине, в зависимости от свойства почвы.

Две недели спустя мы находим в земле коконы жалкого вида, запачканные землей, которая задерживается паутинками. Если же их очистить от налипшей земли, то они оказываются не лишенными некоторого рода изящества. Это узкие эллипсоиды, заостренные с обоих концов и имеющие ¹/₂ вершка (25 мм) в длину и ¹/₅ вершка (9 мм) в ширину. Шелк, из которого они сделаны, очень нежен и тускло-белого цвета. Поразительна слабая плотность его, когда вспомнишь, какое количество шелка истрачено гусеницей на гнездо. Теперь она укрепляет свой тоненький кокон земляным покровом, но если обстоятельства этого требуют, то она умеет обойтись и без земли. В самой внутренности гнезда мне случалось, правда, очень редко, находить совершенно чистые коконы. Я получил такие коконы, поместив целый отряд в ящик, не снабженный ни песком, ни какими-либо другими веществами, и гусеницы соткали свои коконы на голых стенках ящика. Но это—исключение, правило состоит в том, что гусеница походного соснового шелкопряда зарывается для превращения в землю на глубину в четверть аршина и более, если позволяет почва.

Теперь перед наблюдателем возникает интересный вопрос: как бабочка выберется наружу? Конечно, она выходит оттуда не в окрыленном состоянии, когда обладает большими нежными крыльями и широкими султанами на усиках, да и кроме того, как могла бы она, такая слабая, взломать земляную корку, в которую непогода превратила землю, бывшую вначале пыльной? Бабочка появляется в конце июля и в августе, гусеницы же зарываются в землю в марте. В этот промежуток времени не бывает недостатка в дождях, от которых земля сляжется, а потом, при высыхании, затвердеет. Никогда бабочка, если она не имеет для этого особенных орудий и особого наряда, не будет в состоянии проложить себе путь через такое препятствие. Для этого ей нужно сверлящее орудие и чрезвычайно простой наряд. Руководясь этими соображениями, я сделал несколько опытов, которые дают мне ответ на поставленный вопрос.

В апреле я собираю множество коконов, кладу по десять—двенадцать штук на дно нескольких стеклянных трубок различной величины и наполняю прибор песчаной, просеянной, слегка влажной землей. Я придавливаю землю, но умеренно, чтобы не попортить коконов, лежащих внизу. Когда наступает август, влажный вначале столб земли так окреп от высыхания, что если опрокинуть трубку, то ничего не сыплется. С другой стороны, я еще сохраняю коконы, не покрытые землей, под металлическим колпаком. От них я узнаю то, что не могут показать мне коконы, зарытые в землю.

Действительно, они доставляют мне данные высочайшего интереса. По выходе из кокона бабочка имеет вид цилиндра, так как ее крылья—главное препятствие для подземной работы—приложены к груди в виде узких придатков, а усики лежат не развернувшись вдоль боков тела. Пушок, который позднее превращается в густой мех, плотно прилегает теперь к телу спереди назад. Только ножки свободны, довольно деятельны и одарены некоторой силой. С таким расположением частей тела возможно восхождение наверх через слой земли.

Правда, и всякая бабочка во время выхода из кокона имеет форму этой узкой мумии; но походный сосновый шелкопряд, кроме того, обладает еще исключительной способностью, которая ему необходима, потому что он вылупляется под землей. Тогда как другие бабочки, выйдя из кокона, спешат расправить крылья и не могут по своему произволу отсрочить это, походный сосновый шелкопряд остается запакованным до тех пор, пока того требуют обстоятельства. Под моими колпаками я вижу таких, которые, родившись на поверхности, целые сутки ползают по песку или цепляются за крошечные сосновые веточки, прежде чем развернут свои крылья. В обыкновенных условиях необходимость этого опоздания очевидна, а если случайно освобождение наступает тотчас по вылуплении, то окончательное развитие, согласно обычаю, все-таки совершается только через известный промежуток времени.

Где же у бабочки орудие для сверления земли? Проведем концом пальца по ее голове, и осязанием мы различим несколько резких шероховатостей. Посмотрев в лупу, мы увидим, что между глазами и выше находятся четыре или пять поперечных пластинок, расположенных ступенями; эти пластинки тверды и черны и на конце вырезаны лункой. Самая длинная и самая сильная—верхняя, посредине лба. Вот каково устройство этого бурава.

Случайно в числе бабочек, вылупившихся под слоем затверделой земли в моих стеклянных трубках, есть такие, которые вылезают из-под земли вдоль стеклянных стенок, а потому я могу следить за их действиями. Я вижу, как они выпрямляют свое цилиндрическое тело, толкают лбом, вздрагивают, изгибаясь то в одну сторону, то в другую. Очевидно, они роют своим шероховатым лбом слипшийся песок, и вырытые частицы осыпаются сверху, тотчас же сгребаемые ножками назад. Вверху прочищается таким образом некоторое пространство, и бабочка подвигается к поверхности. На другой день весь столб песка, вышиной в фут, пронизан прямым, отвесным ходом.

Вот бабочка выбралась на поверхность. Медленно расправляет она крылья, распускает усики и приподнимает пушок на теле. Наряд ее скромен: верхние крылья серые, с несколькими угловатыми бурыми черточками; нижние крылья—белые; туловище покрыто густым серым мехом, брюшко—бархатистым, ярко-рыжим. Последний членик брюшка имеет бледно-золотистый блеск и на первый взгляд кажется голым, но это не так: вместо пушка он покрыт на спинной стороне чешуйками, так хорошо и тесно расположенными, что они кажутся слившимися в один сплошной покров. Если его слегка потереть иголкой, то отделяется множество чешуек, которые взлетают при малейшем дуновении и сверкают, как пластинки слюды. Они вогнутой формы, в виде удлиненного овала, белые на нижней стороне и золотисто-рыжие—на верхней; это те чешуйки, которые мать снимает с себя для того, чтобы покрыть цилиндр со своими яичками.

Я хотел видеть, как это совершается, но обстоятельства не благоприятствовали мне. Бездеятельная целый день, сидящая неподвижно на какой-нибудь нижней ветке, эта бабочка, живущая так недолго, приходит в движение только среди темной ночи. Свадьбы и кладка яиц совершаются ночью. На другой день все кончено: бабочка отжила свою жизнь. В таких условиях, при неверном свете фонаря, невозможно проследить хорошенько работу самки на соснах в саду. Не более счастлив я был и относительно моих пленных под колпаками. Некоторые неслись, но всегда очень поздно ночью, а потому я не мог хорошо наблюдать их.

Закончим несколькими практическими замечаниями. Походный сосновый шелкопряд—вредная гусеница, которая, не трогая конечной почки, защищенной чешуйками и смолистым выделением, совершенно обнажает остальную ветку и вредит таким образом дереву, обнажая его. Как бороться с этим?

Спрошенный об этом местный лесной сторож сказал мне, что обыкновенно у них переходят от одной сосны к другой с садовыми ножницами, насаженными на длинную жердь, и срезают гнезда, которые после и жгут. Но этот прием труден, потому что гнезда иногда находятся на значительной высоте. Кроме того, это и не безопасно. Обрезальщики скоро начинают чувствовать страшный зуд от волосков, разлетающихся из гнезд, и приходится прекратить работу.

По моему мнению, лучше было бы действовать раньше появления гнезд. Бабочка походного соснового шелкопряда летает очень плохо. Она неспособна подняться высоко в воздух, и самое большее, что она может сделать, это—добраться до нижних ветвей дерева. Она откладывает яйца на высоте, не превышающей сажени. А молоденькие гусенички, постепенно переселяясь из одного временного жилища в другое, влезают выше, достигают вершин и там строят себе постоянное жилище. Когда знаешь эту особенность образа жизни шелкопряда, то способ борьбы становится ясен.

В августе надо осмотреть хвою нижних веток сосны, что легко сделать, так как они находятся на высоте человеческого роста. На концах веточек легко заметить эти яички, похожие на чешуйчатые шишки. Величина и беловатый цвет делают их очень заметными. Надо собрать эти цилиндры вместе с хвоей, на которой они прикреплены, и раздавить их ногами. Это самый простой способ пресечь зло в корне. Я прибавлю, что осторожность предписывает удалять самые низкие, спускающиеся до земли ветви и держать ствол сосны обнаженным до высоты сажени: тогда шелкопряд не в состоянии будет поселиться на дереве.