Личинка

Личинка

Смотря по тому, раньше или позже снесены яйца, для вылупления их нужно от одной до двух недель, и оно всегда совершается в первой половине октября. Рост личинки идет довольно быстро, и скоро замечается в ней признак, совершенно отличный от того, что мы привыкли видеть у личинок других навозников. Личинка согнута вдвое, крючком, как того требует теснота жилища, постепенно прогрызаемого по мере того, как поедается внутренность колбасы (рис. 36).

Так же вели себя личинки скарабея, копра и других, но личинка геотрупа не имеет нароста на спине, который делает такими неизящными тех личинок; ее спина правильно изогнута. Это полное отсутствие горба, складочного места замазки, указывает на другие нравы. Действительно, личинке этой незнакомо искусство затыкать проломы. Если я проделаю дырочку в колбасе, которую личинка занимает, то она не заделывает этой дырочки. По-видимому, доступ воздуха не тревожит ее или же не предусмотрен в ее способах защиты. Посмотрите, в самом деле, на ее жилище: на что ей обладать искусством штукатура, уметь залеплять щели, когда ее жилище не может потрескаться? Ведь ее колбаса тесно вложена в земляную норку. Груша навозника, свободно лежащая в просторном подземелье, вздувается, трескается, шелушится; колбаса геотрупа неизменна. Да если бы какая-нибудь щель и сделалась, то в этом не было бы ничего опасного, потому что осенью и зимой в почве всегда прохладной и сыроватой нечего бояться высыхания, которое так страшно для катальщиков шаров. Поэтому личинка геотрупа и не обладает способностями для починки гнезда, не выделяет из желудка таких масс для заклейки щелей и не имеет горба, этого запасного магазина штукатурки.

Само собой разумеется, что этой запертой личинке, несмотря на ее прожорливость, совершенно неизвестно то, что мы называем опрятностью. Но под этим не следует подразумевать, что она отвратительна, покрыта отбросами—ничего подобного. Она совершенно чистенькая, и ее атласистая кожа так и блестит.

Дело в том, что вместо того, чтобы выбрасывать отбросы своего пищеварения, она извлекает из них пользу, как это делают, впрочем, многие другие личинки, запертые в коконе. Она пользуется этими отбросами для того, чтобы оклеить ими стенки своей ячейки.

Колбаса имеет положение отвесное или почти такое, а колыбель вылупления находится в нижнем ее конце. По мере того как личинка растет, она начинает есть пищу, находящуюся выше, но всегда оставляет вокруг себя нетронутой стенку значительной толщины. Она может это сделать, потому что ею заготовлено достаточно пищи. Личинка скарабея, которой не надо защищаться от зимнего холода, снабжена скудным запасом пищи. Там маленькая груша съедается целиком, кроме тоненького наружного слоя, который, впрочем, личинка утолщает хорошим слоем штукатурки.

Рис. 36. Личинка геотрупа

Личинка геотрупа находится в совершенно иных условиях. Ей заготовлена огромная колбаса, почти в двенадцать раз большая, чем груша скарабея. Как ни велика ее прожорливость, но съесть всю колбасу ей невозможно. Следовательно, здесь имелось в виду не только питание, но и зимовка.

В самом деле, личинка постепенно выгрызает колбасу выше своей головы и прогрызает таким образом ход как раз такой ширины, чтобы пройти. Вокруг остаются несъеденными очень толстые стенки. По мере того как ход прогрызается, стены его цементируются отбросами пищеварения. Лишние же отбросы скопляются сзади, в виде укрепления. Пока погода благоприятна, личинка ползает по своему ходу; она останавливается выше или ниже, ест все меньше и меньше и с каждым днем все слабеет. Так проходит от пяти до шести недель; потом наступают холода и с ними зимнее оцепенение. Тогда в нижнем конце норки, в куче своих отбросов, нежных, как тесто, личинка изготовляет себе, посредством движений спины, яйцевидную ячейку. Сюда она забивается, как под полог, и готовится к зимнему сну; ее дом так тепл, что она может спать спокойно.

В декабре достигнуто полное или почти полное развитие. Если бы температура была подходящая, то должно было бы совершиться окукливание. Но погода суровая, и личинка в своем теперешнем, грубом виде лучше может вынести холод, чем нежная вначале, молодая куколка. Поэтому она ждет. Я вынимаю ее из ячейки, чтобы рассмотреть. Выпуклая сверху и почти плоская снизу, личинка представляет собой полуцилиндр, согнутый крючком, при полном отсутствии горба и конечной лопаточки. Кожа ее гладкая, белая, затемненная в задней половине темным содержимым желудка. На средней части ее спины рассеяны там и сям редкие волоски, одни довольно длинные, другие очень короткие. Они служат, по-видимому, личинке для опоры при передвижении в ячейке. Голова ее средней величины, бледно-желтая, с сильными челюстями, более темными на концах.

Но оставим эти малоинтересные мелочи и скажем сейчас же, что главная характерная черта личинки выясняется на ее ножках. Две первые пары довольно длинны, особенно для запертого в тесном жилище насекомого. Строение их нормально, а сила их позволяет личинке ползать внутри своей колбасы. Третья пара ног представляет особенность, подобной которой я никогда не видел. Ножки третьей пары зачаточные, искалеченные от рождения, бессильные, остановившиеся в своем развитии. Длина их едва достигает трети предыдущих. Да, сверх того, они направлены не к низу, как обыкновенно, а загнуты вверх, к спине, и постоянно остаются неподвижными в этом странном положении, как скрученные. Хотя в них и можно различить отдельные части, но все это недоразвито и неподвижно.

Заметим еще, что задние ноги взрослого насекомого длиннее и сильнее средних и соперничают в силе с передними. Значит, недоразвитые члены личинки становятся сильными органами у взрослого насекомого. Кто ответит нам, откуда берутся эти странные неправильности, уже трижды замеченные нами у навозников? Скарабей, обладающий всеми лапами в юном возрасте, не имеет лапок на передних ногах во взрослом состоянии; онтофаг, с рогом на переднеспинке в состоянии куколки, теряет этот рог во взрослом состоянии; геотруп, вначале хромая личинка, приобретает потом сильнейшие ноги. Этот последний совершенствуется, тогда как другие идут назад. Почему калека становится здоровым, а здоровый—калекой?

Забившись в свой приют, в нижнем конце норки, что делает зимой личинка, если погода очень сурова? Необыкновенные холода, бывшие в январе и феврале 1895 года, ответят нам на этот вопрос. В моих садках, которые всегда оставались на открытом воздухе, температура много раз падала на десять градусов ниже нуля. При таком сибирском холоде мне захотелось пойти посмотреть, как обстоят в них дела.

Мне не удалось этого сделать. Намокший от предшествовавших дождей слой земли смерзся в один комок, который надо было взломать киркой, как камень. Но при таком взламывании я попортил бы все содержимое гнезд. Да если жизнь и сохранялась в этом ледяном комке, то я повредил бы ей резкой переменой температуры. Надо было ждать естественного оттаивания, совершавшегося очень медленно.

В начале марта я опять навестил садки. На этот раз льда больше не было и земля была мягкая. Все взрослые геотрупы умерли в садках, оставив мне колбасы, почти такие же роскошные, какими я их собрал и спрятал в октябре. Все без исключения погибли. Произошло ли это от холода или от старости?

В то же время на воле и позднее—в апреле и в мае, когда все новое поколение находится еще в личиночном состоянии или в состоянии куколок, я встречаю часто взрослых жуков геотрупов, занятых своим делом. Эти ранние жуки—старики. Следовательно, старые видят вторую весну; они живут достаточно для того, чтобы увидеть свое потомство и работать с ним, как это делают скарабеи, копры и другие. Они спаслись от зимних морозов, потому что могли глубоко зарыться в землю. А мои пленные, зимовавшие между несколькими досками садков, погибли за неимением достаточно глубокой норы. Им надо зарыться на 1^l/₂ аршина, а они имели только четверть аршина земли. Значит, они погибли в садках, скорее, от холода, чем от старости.

Однако низкая температура, смертельная для взрослого насекомого пощадила в садке личинку. Несколько колбас, оставленных на месте с октября, содержат личинок в превосходном состоянии. Другие колбасы, приготовленные в течение ноября, содержат нечто еще более замечательное. В их колыбельках вылупления, в нижнем конце, лежит по яйцу, толстому, блестящему, имеющему такой хороший вид, как будто оно только что снесено. Сохранилась ли в них жизнь? Возможно ли это после того, как эти яйца пробыли большую часть зимы в комке льда? Я не смею этому верить. Сама колбаса не имеет хорошего вида—она потемнела от гниения, пахнет плесенью и не имеет вида хорошей пищи.

Удостоверившись в присутствии яйца в каждой колбасе, я положив на всякий случай несколько таких жалких гнезд в особые сосуды. Свежий вид перезимовавших яиц не был обманчив. Вылупление совершилось, и к первым числам мая эти запоздалые личинки почти достигли степени развития своих старших сестер, вылупившихся осенью. Из этого наблюдения вытекает несколько интересных выводов.

Прежде всего, кладка яиц у геотрупа, начатая в сентябре, продолжается довольно поздно, даже в течение ноября. В это время первых заморозков почва недостаточно тепла, личинки не вылупляются и яйца остаются зимовать. Весной совершается их обычное дальнейшее развитие, и так быстро, что, несмотря на приостановку в пять — шесть месяцев, запоздалые личинки достигают в мае почти такого же роста, как ранние. Во-вторых, яйца геотрупа способны без вреда переносить сильные холода. Я не знаю, какова была температура внутри обледенелого комка, когда я пытался взломать его, но наружная температура была 10", и так как холода держались долго, то можно предположить, что и весь слой земли, в котором находились колбасы, охлаждался до этой же температуры.

Конечно, надо принять во внимание плохую теплопроводность колбас, состоящих из волокнистого материала. Но во всяком случае, температура внутри гнезда, несомненно, должна была спуститься ниже нуля. Что же тогда испытывали личинка и яйцо? Замерзали ли они на самом деле? Все говорит за это. И после замерзания нежное яичко опять получает жизнеспособность и продолжает развиваться. Это кажется невозможным, но действительность подтверждает это.

Кстати, скажем еще несколько слов о выносливости другого насекомого относительно холода. Несколько лет назад, отыскивая коконы сколии, я собрал множество личинок золотистой бронзовки. Я положил их в цветочный горшок, а сверху покрыл несколькими горстями остатков перегнивших растений. Горшок был забыт на открытом воздухе, в углу сада. Наступил холод, пошли снега, морозы. Я вспомнил о моих бронзовках, которые были так плохо защищены, и нашел содержимое горшка замерзшим: земля, сухие листья, лед, снег, сморщенные личинки, все слилось в один комок. Конечно, личинки должны были погибнуть от такого холода. Так вот же—не погибли! Оттаяв, они воскресли и принялись копошиться, как будто бы ничего необыкновенного не произошло.

Взрослое насекомое менее выносливо, чем личинка. Мои садки дали в зиму 1895 года поразительное доказательство этого. Там были собраны самые разнообразные навозники: скарабеи, копры, гимноплевры, онтофаги, и притом были представлены сразу и вновь развившимися взрослыми насекомыми, и старыми. Все геотрупы и все минотавры погибли, несмотря на то, что те и другие распространены далеко на север и не боятся холодного климата. Напротив, южные виды: скарабей священный, копр испанский и гимноплевр (G. flagellatus F.) - как старики, так и новые—вынесли зиму лучше, чем я мог ожидать. Правда, большинство погибло, но были и пережившие зиму. В апреле эти последние принялись за работу. Отсюда я узнал, что копры и скарабеи не нуждаются на воле в глубоких зимних квартирах. Для них достаточен умеренный слой земли в каком-нибудь защищенном уголке. Они не так искусно роют, как геотрупы, но зато одарены большей выносливостью относительно холода.

Первые теплые апрельские дни кладут конец оцепенению личинок обоих видов геотрупа. Возвращается деятельность и с ней остаток аппетита. Остатки осеннего пира роскошны. Личинка и пользуется ими. Но это уже не прежнее обжорство, а легкий ужин между зимним сном и более глубоким сном превращения. Теперь стенки колбасы проедаются насквозь и неровно, в них образуются проломы, и жилище скоро обращается в развалины.

Однако от первоначальной колбасы еще остается нижняя часть с нетронутыми стенками, длиной в несколько пальцев (в ширину пальцев). Там лежит толстый слой отбросов личинки, спрятанных в запас для последней работы. В середине этой кучи выдолблена и тщательно отполирована внутри ячейка. Сверху над ячейкой из этих же отбросов устраивается не простой навес, как для зимовки, а прочная крышечка, снаружи узловатая, довольно похожая на работу бронзовки, закрывающейся в кокон из чернозема. Эта крышечка с остатками колбасы образует жилище, которое походило бы также на жилище майского жука, если бы не было усечено сверху, где торчат чаще всего остатки разрушенного чехла.

Вот личинка заперлась для превращения и лежит неподвижно. Через немного дней показывается на спинной стороне последних брюшных члеников пузырь. Он вздувается, расширяется и мало-помалу доходит до туловища. Это начинается сбрасывание кожицы. Сквозь наполненный бесцветной жидкостью пузырь можно видеть род облачка молочного цвета—очертания нового организма. На передней части туловища образуется щель, кожица медленно сдвигается назад, и вот, наконец, появляется совершенно белая, наполовину матовая, наполовину прозрачная, куколка.

Четыре — пять недель спустя появляется жук—взрослое насекомое, белое на надкрыльях и брюшке, тогда как остальная часть тела имеет уже обычную окраску. Окончательная окраска быстро устанавливается, и раньше конца июня геотруп, вполне созревший, вылезает в сумерки из земли и летит отыскивать навоз, чтобы предаться без замедления своему ремеслу чистильщика. Когда эти ранние вылетают, то запоздавшие, которые зимовали в яйце, находятся еще в состоянии белой куколки. Они появляются и начинают работать только при приближении сентября.