Возвращение в гнездо

Возвращение в гнездо

В заключение этой главы о церцерисах расскажу еще об одной загадочной их способности, о которой мне придется потом говорить подробнее по поводу других насекомых. Когда охотник, нагруженный дичью, возвращается в свое гнездо, чем он руководится при отыскании гнезда? Памятью и знанием местности? Или чем-нибудь иным? Можно подумать, что он руководится чем-то более тонким, нежели простое воспоминание, что он обладает какой-то особенной способностью, которой мы не обладаем вовсе. Чтобы пролить сколько-нибудь света на этот темный вопрос психологии животных, я совершил несколько опытов, которые сейчас изложу.

Около десяти часов утра я взял 12 самок бугорчатой церцерис, занимавшихся в одном и том же поселении то рытьем, то заготовлением провизии. Каждая пленница посажена отдельно в бумажную трубочку и все вместе сложено в ящичек. Я удаляюсь за две версты от норок и тогда выпускаю насекомых, пометив предварительно каждое белой точкой на спинке.

Выпущенные церцерис отлетают лишь на несколько шагов в разных направлениях, присаживаются на минутку на стебельки, проводят лапками по глазам, как бы ослепленные яркими лучами солнца, и потом пускаются лететь, одни раньше, другие позже, без всякого колебания, прямо в направлении своего гнезда. Через 5 часов я возвращаюсь к гнездам и нахожу около них двух меченых церцерис; скоро прилетает третья с долгоносиком в ножках, а за нею четвертая. Четыре из двенадцати возвратились. Это довольно убедительно. Я счел бесполезным ожидать прочих. Что сумели сделать 4 осы, сумеют рано или поздно сделать и остальные, если уже не сделали. Очень позволительно предположить, что остальные восемь церцерис не вернулись еще потому, что заняты охотой, или же вернулись, но спрятались в норки.

Я не знаю, как далеко от гнезда залетает церцерис во время своих охот, может быть, район в две версты в окружности представляет ей знакомые места. Поэтому я возобновил опыт, но занес насекомых еще дальше от их гнезда.

Из той же группы норок, где я брал самок утром, я взял перед вечером еще девять самок, из которых три уже участвовали в первом опыте. Перенес их в темноте коробки, каждую самку в отдельной бумажной трубочке. Местом освобождения избрал соседний город, Карпантра, находящийся почти в трех верстах от норок. Теперь я должен выпустить насекомых среди улиц, в центре людного квартала, куда церцерисы со своими деревенскими привычками никогда не проникали. Так как уже поздно, то я откладываю опыт и мои пленницы проводят ночь в заключении.

На другое утро, около восьми часов, я мечу им спинки двумя белыми точками, для отличия от вчерашних, и выпускаю на свободу одну за другой среди улицы. Каждая выпущенная церцерис сначала взлетает вертикально вверх, потом, взлетев выше крыш, сразу пускается лететь прямо к югу. С юга я принес их в город и на юге, значит, находятся их норки. С моими девятью пленницами, выпускаемыми одна за другой, я имел поразительный пример насекомого, которое, будучи занесено далеко и вполне сбито с пути, не колеблется в выборе направления для возвращения в гнездо.

Несколько часов спустя я сам был возле норок и увидел нескольких церцерис, помеченных в первый раз и которых можно было узнать по одной белой точке, но не увидел ни одной из только что выпущенных. Может быть, они не сумели найти жилище? Может быть, они были на охоте или же попрятались в свои норки, чтобы успокоиться после опыта?  Я  не знаю.

На другой.день я сделал к ним новый визит и на этот раз увидел пятерых церцерис с двумя белыми точками, работавших так спокойно, как будто ничего особенного не случилось. Три версты расстояния, город с его домами, крышами, дымящимися трубами, вещами столь новыми для этих деревенщин, не могли послужить препятствием для их возвращения в гнездо. Можно думать, что насекомые руководились не простой памятью, а какой-то иной способностью, которой мы не обладаем.