Бедствия халикодом

Бедствия халикодом

Когда я заносил моих халикодом, чтобы изучать способность их возвращаться в гнездо, я заметил, что если отсутствие их продолжалось слишком долго, то запоздавшие находили по возвращении свои ячейки запертыми. Соседки воспользовались ими для того, чтобы, докончив постройку и заготовление провизии, снестись туда. Заметив такой захват, пчела, вернувшаяся из своего длинного путешествия, скоро утешалась. Она принималась грызть крышку какой-нибудь соседней ячейки; соседки позволяли ей делать это, слишком занятые, без сомнения, своей настоящей работой для того, чтобы ссориться с разрушительницей работы прошлой. Разрушив крышечку с лихорадочной поспешностью, пчела занимается немножко постройкой, немножко заготовлением провизии, как бы для того, чтобы восстановить ряд своих занятий, потом уничтожает бывшее в ячейке яичко, откладывает свое и закрывает ячейку. Здесь есть черта нравов, достойная глубокого изучения.

Часов в 11 утра, в самый разгар работ, я мечу различными красками десяток халикодом, занятых на черепицах, привешенных у моего балкона, или постройкой, или отрыгиванием меда, и мечу также соответствующие ячейки. Когда метки высохли хорошенько, я ловлю этих десять пчел, помещаю каждую отдельно в бумажный мешочек и все это вместе запираю в деревянный ящичек до следующего дня. В отсутствие пчел ячейки их исчезли под слоем новых построек, а те, которые были еще открыты, теперь закрыты: ими воспользовались другие.

На другой день, сейчас же по освобождении, все пленницы, за исключением одной, возвращаются каждая к своей черепице. Они делают еще больше, так верна их память, несмотря на влияние продолжительного заключения: каждая находит ячейку, которую строила, дорогую ячейку, захваченную другими; она тщательно исследует все вокруг нее или ближайшее соседство, если ячейка исчезла под новыми постройками. Если жилье не сделалось отныне неприступным, то, по крайней мере, оно солидно заперто и в нем отложено чужое яйцо. Этим превратностям судьбы ограбленные противопоставляют жестокий закон возмездия: яичко — за яичко, ячейку — за ячейку. Ты украла мою ячейку, я украду твою. И. не долго думая, они принимаются взламывать крышечки ячеек, которые им понравились. Иногда это бывает собственное жилище пчелы, во владение которым она снова вступает, если доступ в него возможен; иногда, что бывает чаще, это чужое жилье, даже находящееся довольно далеко от первого жилища освобожденной пленницы. Они терпеливо грызут известковые крышечки. Общий слой цемента, покрывающий все гнездо, накладывается в конце работ на все собрание ячеек, так что теперь приходится разрушить только крышечки, чтобы открыть ячейки; это трудная и медленная работа, но не превосходящая силы их челюстей. Итак, пчела обращает в порошок всю дверь. Взлом совершается самым мирным образом, без малейшего вмешательства соседок, между которыми находится и та, интересы которой страдают. Насколько пчела ревниво относится к своей строящейся ячейке, настолько же она забывчива относительно вчерашней. Для нее настоящее — все; прошедшее и будущее — ничто.

Кончено, крышка взломана и проход свободен. Некоторое время пчела стоит наклонившись, наполовину погрузив в ячейку голову, как бы в созерцании. Потом она улетает, потом снова нерешительно возвращается, наконец решение принято. Яичко схвачено с поверхности меда и выброшено без церемонии прочь, как будто бы это был сор. Я много, много раз видел это гнусное злодейство и, признаюсь, что я много раз сам вызывал его. Когда каменщице надо поместить свое яйцо, то она с жестоким равнодушием относится к яйцам других, своих товарок.

У другой ячейки я вижу, как халикодома заготовляет провизию, отрыгивает мед и счищает цветочную пыль в ячейку, вполне снабженную провизией; я вижу и таких, которые немного работают только у пролома, прикладывают лишь несколько лопаточек извести. Хотя заготовка запаса и здание вполне окончены, но пчела принимается за работу от той точки, на которой оставила свою двадцать четыре часа тому назад. В конце концов новое яичко отложено и крышечка закрыта. Из числа моих пленниц одна, более других нетерпеливая, отказывается от медленного взламывания крышечки и решается завладеть строящейся ячейкой по праву сильного. Она выгоняет хозяйку из ячейки, наполовину снабженной провизией, долго сторожит на пороге жилья и, почувствовав себя, наконец, владетельницей, принимается дополнять запас провизии. Я слежу взглядом за ограбленной и вижу, как эта в свою очередь завладевает тоже чужой ячейкой, взломав в ней крышечку, и во всех отношениях ведет себя так же, как халикодомы, которых я долго держал в плену.

Этот опыт имел слишком большое значение, а потому заслуживает подтверждения повторением. Почти каждый год я повторял его и всегда с тем же успехом. Прибавлю только, что некоторые из пчел, поставленных мной в необходимость вознаградить себя за потерянное время, оказываются более покладистыми. Я видел таких, которые строили заново, как будто бы ничего особенного не случилось; видел других, но очень редко, которые устраивались на другой черепице, как будто бы для того, чтобы избежать соседства грабителей: наконец, видел и таких, которые приносили комочки земли и усердно поправляли крышечку их собственной ячейки, хотя эта последняя заключала в себе чужое яичко. Тем не менее чаще всего они взламывают крышечку.

Еще одна подробность, имеющая некоторое значение. Нет необходимости вмешиваться и помещать на некоторое время в неволю халикодом для того, чтобы присутствовать при насилиях, о которых я только что рассказал. Если терпеливо следить за работами роя, то время от времени можно увидеть неожиданные вещи. Является халикодома, которая, без всякого известного вам основания, взламывает крышечку и кладет яйцо в готовую ячейку. На основании предыдущего я вижу в виновной пчеле запоздавшую, задержанную вдали от гнезда какой-нибудь случайностью. Переделав заново крышечку и приведя все в порядок, продолжают ли они разбой, уничтожая чужие яички и заменяя их своими? Никоим образом. Месть — это удовольствие богов и, может быть, домашних пчел. Халикодома же удовлетворяется взломом одной ячейки. Весь гнев ее успокаивается, когда помещено яичко, ради которого она столько поработала. А с этого момента запоздавшие и бывшие в заключении принимаются вместе с другими за обычную работу: честно строят и честно заготовляют провизию, не помышляя больше о зле.

Окончив постройку гнезда, халикодома с полным правом может сказать про себя, что она хорошо поработала на своем веку. Для будущего семьи она отдала всю свою жизнь без остатка, всю свою долгую жизнь, продолжающуюся от 5 до 6 недель, и теперь она умирает, довольная тем, что все в порядке в ее дорогом домике: есть там и роскошная отборная пища, и защита от зимних холодов, и запоры против вторжения врагов. Все в порядке, по крайней мере, она так думает; но, увы! Глубоко заблуждение бедной матери!

Мне известны не все враги мирной трудолюбивой пчелы, но я знаю, что число их доходит до дюжины. У каждого из них свои хитрости, свое умение вредить и свои охотничьи приемы; ничто из трудов каменщицы не застраховано от их нападений. Одни овладевают ее припасами, другие питаются ее личинками, третьи, наконец, захватывают для себя ее жилища.

Воры провизии—стелисы (Stelis nasuta Latr., рис. 134) и диоксы (Dioxy scincta Lep.).

Рис. 134. Стелисы: самец и самка. Увелич.

 Стелис ищет вполне выстроенное гнездо стенной халикодомы и, найдя его, долго и внимательно исследует его со всех сторон, а потом, сквозь стенку гнезда, пробивает себе дорогу внутрь. Работая челюстями и вынимая мельчайшие кусочки цемента, он прокладывает в общей оболочке гнезда канал, вполне соответствующий толщине его тела, потом протачивает таким же образом и крышечку ячейки. Цемент гнезда халикодомы отличается твердостью и прочностью и потому разрушительная работа стелиса должна продолжаться долгое время. Наконец, проточена и крышечка ячейки, провизия открыта и на поверхность ее стелис кладет кучкой, рядом с яйцом хозяйки, которое остается нетронутым, от 2 до 12 своих яичек. Стелис гораздо меньше халикодомы и потому запасов одной ячейки ему достаточно для воспитания нескольких личинок. Теперь ему надо закрыть ячейку, и он исполняет это с таким же искусством, как и настоящая хозяйка гнезда, только материал для починки берет иной. Гнезда халикодомы бывают обыкновенно беловатого цвета, так как цемент для них приготовляется из известковой земли, собранной на дороге, а стелис готовит свой цемент из комочков красной глины, подбираемой тут же, около гнезда. Благодаря этому на месте заделанного стелисом канала всегда остается на поверхности гнезда яркое заметное красное пятнышко, в несколько миллиметров шириной, служащее безошибочным признаком того, что в ячейке уже поселился паразит. Здесь дела идут не особенно плохо. Сожители буквально плавают в изобилии и делят пищу по-братски; но скоро для хозяйского сына настают тяжелые времена, пища уменьшается и, наконец, совсем исчезает, а между тем личинка халикодомы едва достигла четверти своего нормального роста. Ограбленная сморщивается и умирает, тогда как личинки стелиса, достигшие своего полного роста, начинают готовить себе коконы — маленькие, крепкие, коричневые и плотно прилегающие друг к другу. Позднее можно найти в этой ячейке, между стеной и кучкой коконов, маленький, засохший трупик — это личинка халикодомы, предмет стольких нежных забот ее матери.

Теперь расскажем о диоксе. Он смело посещает гнезда халикодом во время самого разгара работ и одинаково пользуется как огромными поселениями амбарной халикодомы, так и уединенными гнездами стенной. Бесчисленное множество пчел, с шумом летающих туда и сюда, не устрашает его. Со своей стороны, пчелы остаются глубоко равнодушными к его черным замыслам; ни одна работница и не подумает погнаться за ним, если только он не подлетит к ней слишком близко. Да и в этом случае все ограничивается лишь знаком нетерпения со стороны работницы, которую толкают. Их здесь тысячи, и все они вооружены жалами, каждая могла бы победить хитреца, и ни одна не думает нападать на него. Опасность даже не подозревается.

А между тем, диокс Ходит между пчелами, выжидая лишь удобного времени. Я вижу, как он, в отсутствии хозяйки, спускается в ячейку и выходит оттуда со ртом, запачканным цветенью. Как будто бы тонкий знаток, он переходит из магазина в магазин и везде отведывает меда. Собирает ли он эту дань в свою пользу или пробует для своей будущей личинки? Я не знаю; но всегда, после известного числа пробований, нахожу его стоящим в какой-нибудь ячейке брюшком вниз, а головой наружу. Или я очень ошибаюсь, или это момент кладки яйца.

После ухода паразита я осматриваю жилище и на поверхности меда не вижу ничего ненормального. Более проницательный глаз возвратившейся хозяйки также ничего не замечает, потому что она продолжает носить провизию, не обнаруживая ни малейшего беспокойства. Чужое яйцо, отложенное на ее провизию не ускользнуло бы от ее взгляда. Я знаю, в какой чистоте она содержит свой магазин, и знаю, с какой щепетильностью она выбрасывала все, что, благодаря моему вмешательству, попадало в ее гнездо: чужое яичко, соломинку, пылинку. Значит, яичко диокса, если оно и снесено туда, отложено не на поверхность пищи. Я подозреваю, хотя не проверил этого, что яичко зарыто им в кучу цветневой пыли. Когда я вижу, как диокс выходит из ячейки с запачканным желтой пылью ртом, то предполагаю, что он, вероятно, ходил осмотреть хорошенько места, чтобы приготовить укромное местечко для своего яйца. Скрытое таким образом, яичко ускользает от проницательности пчелы, а если бы оно лежало на открытом месте, то неминуемо погибло бы, будучи выброшено хозяйкой из ячейки. Единственным благоприятным моментом для откладки яйца, является диоксу тот момент, какой он и выбирает. Если он будет ждать, чтобы каменщица отложила свое яичко, то это будет слишком поздно, так как ячейка сейчас же после того будет заперта, а он не умеет, подобно стелису, взламывать крышечку.

Меньшие трудности встречает диокс в гнездах стенной халикодомы, которая, отложив яичко, оставляет гнездо на время открытым, чтобы отправиться за необходимым для крышки цементом; или же, если у нее уже есть в челюстях комочек цемента, то он недостаточен для полной крышки, потому что отверстие ячейки очень велико, и надо еще несколько комочков, чтобы его замуровать. Во время отсутствия матери диокс мог бы успеть сделать свое дело, но все говорит за то, что он и здесь ведет себя так же, как у халикодомы амбарной: прячет яичко в тесто. Что станется с яичком каменщицы, запертым в одной ячейке с яичком диокса? Я напрасно в таких случаях

искал его, вскрывая гнезда той и другой халикодом в различные эпохи. Диокс или в форме личинки, или в форме взрослого насекомого, всегда находился один в ячейке; конкурент — хозяйская личинка, исчезал бесследно. Надо полагать, что паразит, вылупившись из яичка, прежде всего уничтожает яичко халикодомы, как это делает сапига, о чем мы скажем позднее, с яичком осмии.

Итак, яичко каменщицы умерщвлено. Было ли это необходимо в интересах диокса? Нисколько. Запас пищи слишком обилен для него в ячейке амбарной халикодомы и, тем более, в ячейке стенной халикодомы. Он съедает лишь треть или половину заготовленной пищи, остальное остается не тронутым.

Таков общий очерк двух паразитов халикодомы, настоящих паразитов, т.е. поедателей пищи, собранной другими. Но не они доставляют каменщице самые горькие несчастья. Если первый замаривает голодом ее личинку, а второй уничтожает яичко, то другие готовят семье труженицы еще более плачевный конец. Когда, скушав весь запас пищи, личинка пчелы, круглая и блестящая от жира, сплела себе кокон, чтобы заснуть в нем тем, близким к смерти, сном, который необходим для приготовления к новой жизни, новые паразиты являются в гнездо, все покровы которого бессильны против их жестокой изобретательности. Скоро на брюшке спящей куколки появляется новорожденный червячок, который питается в полной безопасности сочной жертвой. Таких вероломных, нападающих на охваченную летаргией личинку, трое: левкоспис, антракс и крошечный сверлильщик, о которых мы будем еще говорить подробно в следующих главах.

Припасы отняты, яичко уничтожено, молодая личинка погибает с голода или пожирается. Все ли это? Нет еще. Надо отнять у работника и его произведение так же, как лишили его семьи. И вот являются новые, иные, паразиты, которые стараются отнять у каменщицы ее жилье. Когда стенная халикодома строит себе новое здание на камне, то ее почти постоянного присутствия достаточно, чтобы держать в отдалении любителей даровых помещений. Если же в ее отсутствие какой-нибудь смельчак и вздумает понаведаться к ее постройке, то она, возвратясь, живо выпроваживает его. Следовательно, в новом доме нечего бояться даровых квартирантов. Но стенная халикодома пользуется также и старыми, наследственными жилищами, если они не слишком разрушены; вот сюда-то и является целый ряд различных перепончатокрылых, очень усердно собирающих мед и устраивающих для него ячейки, но неспособных приготовить помещение для своих ячеек. Такие насекомые очень дорожат старыми гнездами халикодом и стараются занять их первыми, так как здесь царит закон, по которому право владения принадлежит первому захватившему. Если каменщица устроится первая, то ее не тронут; но если ее опередят и раньше ее завладеют ее наследием, то она добродушно уступает бездомным свою хижину и уходит на другой камень строиться заново.

Между такими, даровыми, квартирантами стенной халикодомы я поставлю в первом ряду осмию (Osmia cyanoxantha Perez) и мегашилу (М. apicalis Spin.). Та и другая работают в мае, в одно время с каменщицей, и обе достаточно маленькие для того, чтобы поместить от 5 до 8 ячеек в одной ячейке каменщицы. Осмия подразделяет ее ячейку наклонными перегородками на очень неправильные отделения, причем перегородки, смотря по требованиям места, бывают плоские и кривые. Они делаются из жеванных листьев какого-то растения; из того же материала делается и наружная затычка, но сюда, для прочности, осмия подмешивает песчинок. Позднее, от действия воздуха, зеленая мастика темнеет и принимает бурый цвет, так что трудно определить, из чего она сделана. Старые гнезда той же халикодомы занимают иногда еще два вида осмий: Osm. Morawitzi Perez и Osm. cyanea Kirby, а также какая-то антидия, вида которой я не знаю, так как нашел только ее ватный мешочек в ячейке каменщицы.

У халикодомы амбарной поселяются: осмия трехрогая (Osm. tricornis Latr.). и осмия латрейля (Osm. Latreillii Spin). Первая вообще селится у пчел, живущих многочисленными колониями, например еще у антофоры пушистоногой, а вторая—постоянный спутник халикодомы амбарной.

Настоящий строитель гнезда, халикодома, и эксплуататор чужого труда —осмия работают вместе, в одно и то же время, составляют один рой и живут в мире и согласии, причем каждый занимается своим делом. Как будто бы между ними существует молчаливое согласие относительно совместного владения. Достаточно ли скромна осмия для того, чтобы не злоупотреблять добродушием каменщицы, занимая лишь, покинутые последней, коридоры и ненужные ячейки, или же она захватывает и такие помещения, которыми могли бы воспользоваться и сами хозяева? Я склонен к последнему мнению. Но как бы то ни было, а весь этот маленький мир живет без ссор: одни строят новые жилища, другие занимают старые. Так бывает у- халикодом амбарных. У стенной же халикодомы, напротив, осмии занимают одни все гнездо. Причиной тому служит необщительный характер хозяйки. Старое гнездо не годится ей с того момента, как его занял кто-нибудь другой. Вместо того, чтобы поделиться, она предпочитает искать жилье в другом месте, где может работать в уединении.

Я рассказал о грабителях припасов, убийцах личинок и о бесплатных сожителях каменщицы. Кончено ли на этот раз с паразитами? Далеко нет. Старые гнезда — настоящие кладбища. Там есть мертвые пчелы, которые достигли взрослого состояния, но не могли проделать себе выход через цемент и высохли в своих ячейках; есть мертвые личинки, превратившиеся в сухие ломкие цилиндры; есть нетронутые запасы, покрывшиеся плесенью, а на них испортившиеся яички; изорванные в клочки коконы; кусочки кожицы, остатки от превращений. Если снять с черепицы гнездо амбарной халикодомы, доходящее иногда до 2-х и больше дециметров в толщину, то живое население можно найти лишь в тонком, наружном, слое ячеек. Все же остальное представляет собою катакомбы прежних поколений, ужасное накопление высохших трупов и разложившихся припасов. Этими остатками пользуются три жука мертвоеда: клэр (рис. 135), птин (Ptinus) и антрен (Anthrenus). Личинки антрена и птина грызут остатки трупов; личинка клэра, с черной головой и с телом прекрасного розового цвета, взламывает, мне кажется, старые ячейки и поедает прогоркший мед.

Рис. 135. Клэры (Clerus alvearius Fbr.) в их личинка около гнезда пчелы-антофоры. Ест. велич.

Наконец, жилье стенной халикодомы, которое грабили целые годы, обращается в развалину, тем легче, что оно подвергается еще действию непогод. Поселение амбарной халикодомы, лучше защищенное крышей, выдерживает более продолжительное время, хотя и оно дряхлеет. Этажи его, которые каждое поколение надстраивает над тем, где оно родилось, увеличивают толщину и тяжесть гнезда, что становится небезопасным. Влага крыши просачивается в самые нижние слои, разрушает фундамент и грозит гнезду падением. Пора покинут навсегда потрескавшееся жилище. Тогда разрушающиеся комнаты той и другой халикодом дают приют новому кочевому населению, неразборчивому относительно жилья. В глухих закоулках гнезда и в остатках старых ячеек пауки ткут свою белую, шелковую, паутину; сюда же и помпилы прячут маленьких пауков для своих личинок.

Я еще не сказал ничего о кустарниковой халикодоме. Причиною того является крайняя редкость нахождения у нее паразитов и сожителей. Это можно приписать тому обстоятельству, что гнезда ее, прикрепленные к тоненькой веточке, не прочны и служат не больше одного года, а потому осмии и подобные им насекомые, имеющие обыкновение поселяться в старых ячейках, не могут пользоваться этими гнездами. А диокс и другие паразиты, безразлично поселяющиеся как в старых, так и в новых ячейках, вероятно опасаются воздушного жилища, прикрепленного к качающейся ветви и, если это верно, то надо признать, что кустарниковая халикодома замечательно остроумно поступает, устраивая свои гнезда в воздухе.

Действительно, посмотрите, жертвами скольких бедствий являются две другие халикодомы. Осматривая население черепицы я нахожу иногда, что халикодомы и диоксы встречаются почти в равных пропорциях; этот паразит уничтожил половину колонии, а с другой половины нередко берут свою дань левкосписы и мелкие хальциды. Я не говорю об антраксе (А. sinuata), которого можно видеть время от времени выходящим из гнезд амбарной халикодомы; его личинка грабит осмию трехрогую, гостя халикодомы. Хотя стенная халикодома селится так уединенно, что, по-видимому, должна бы быть избавлена от эксплуататоров, но она терпит не меньше испытаний. В моих списках есть такие примеры: из 9 ячеек ее гнезда 3 заняты антраксом, 2 — левкосписом, 2 — стелисом и 1 — хальцидой; только девятая занята каменщицей. Как будто по заговору четырех злодеев все семейство пчелы исчезло, кроме одной молодой матери, которая спаслась благодаря своему положению в центре гнезда. Найти, нетронутое паразитами, гнездо этой халикодомы — исключительное событие. Такие факты приводят к мрачным мыслям: благополучие одних зиждется на несчастии других.