Опыт Дюгаммеля

Опыт Дюгаммеля

Реомюр рассказывает об одном опыте, который проделал его друг, Дюгаммель, над стенной халикодомой. Гнездо ее было накрыто стеклянной воронкой, конец которой затянули газовой материей. Из гнезда вышло три самца, которые, сумев проложить себе путь через твердый как камень общий покров гнезда, не пытались делать отверстия в тонкой кисее, как будто бы считали эту работу выше своих сил, и все три пчелы погибли под воронкой. Реомюр прибавляет, что насекомые, вообще, умеют делать только то, что им нужно делать при обыкновенных, естественных, условиях их жизни.

Опыт этот не удовлетворяет меня по двум причинам. Прежде всего, мне кажется неудачной мысль — предложить разрезать газ работникам, вооруженным инструментами для пробивания плотной глины: нельзя требовать, чтобы кирка землекопа совершала работу ножниц швеи. Во-вторых, мне кажется, что прозрачная стеклянная тюрьма плохо выбрана. Лишь только насекомое проложило себе путь через толщину земляного свода и увидело дневной свет, оно считает себя окончательно освобожденным, на полной воле. Оно толкается о невидимое препятствие, стекло, которое ему кажется пустым пространством, а между тем, останавливает его. За этим препятствием оно видит свободное пространство, залитое лучами солнца; оно выбивается из сил, желая улететь туда и не будучи в состоянии понять бесполезность своих усилий, уничтожаемых этой странной, невидимой, преградой. Наконец, оно погибает от истощения, в своем упорстве, не бросив даже взгляда на газ, которым затянуто отверстие воронки. Опыт надо проделать в лучших условиях.

Препятствие, которое я выбираю, состоит из обыкновенной серой бумаги, достаточно плотной для того, чтобы насекомое содержалось в темноте, но довольно тонкой для того, чтобы не представлять серьезного препятствия усилиям пленника. Так как, в смысле препятствия, существует огромная разница между бумажной перегородкой и глиняным сводом, то узнаем прежде всего, может ли стенная халикодома проложить себе путь через подобную перегородку. Способны ли ее челюсти разрезать тонкую перегородку? Вот о чем надо осведомиться прежде всего.

В феврале, когда насекомые в гнездах достигли уже взрослого состояния, я вытаскиваю осторожно несколько коконов из ячеек и кладу их, по одному, в кусочки тростника, закрытые с одной стороны естественной перегородкой, образуемой узлом тростника, а с другого конца открытые. Коконы кладутся так, чтобы голова насекомого была обращена к открытому концу. Затем, мои искусственные ячейки заперты различными способами. Одни заткнуты земляной пробкой, которая по высыхании будет толщиной и плотностью равна цементному потолку естественного гнезда; другие закрыты цилиндрическим кусочком сорго, толщиной, по крайней мере, в сантиметр; наконец, третьи закрыты кружочком серой бумаги, плотно прилегающей по краям. Все эти кусочки тростника расположены друг возле друга в коробке, вертикально, а перегородкой моей фабрикации — вверх. Я помещаю все это под стеклянный колпак и жду мая — времени выхода пчел.

Результаты значительно превосходят мои ожидания. Земляная затычка просверливается круглой дырочкой, ничем не отличающейся от той, которую проделывает халикодома в естественном потолке своей ячейки. В растительной пробочке из сорго проделывается такое же кругленькое отверстие, как будто выбитое машинкой. Наконец, в крышечке из серой бумаги насекомое также делает правильную, круглую, дырочку, а не грубо разрывает. Итак, мои пчелы способны к работе, для которой они не были рождены; чтобы выйти из тростниковых ячеек, они делают то, чего их племя, по всей вероятности, никогда не делало. В то же самое время я беру для опытов два нетронутых гнезда на камнях; на одно из них я прикрепляю кусочек серой бумаги, плотно приложив его к цементному своду. Здесь насекомое для выхода должно будет прогрызть слой земли, потом листок бумаги, непосредственно прилегающий к нему. Вокруг другого я приклеил на камне маленький конус из той же бумаги. И здесь тоже двойная ограда, земляная и бумажная, с той только разницей, что они разделены пустым промежутком. Результаты этих двух опытов совершенно различны.

Из первого гнезда пчелы выходят, свободно просверливая его двойную оболочку, причем бумажная обертка продырявлена круглым, отчетливым, отверстием. Во втором же гнезде, прикрытом бумажным конусом, дела пошли иначе. Обитатели его, проложив себе путь через земляной свод и найдя на некотором расстоянии лист бумаги, даже не пробуют прогрызать это препятствие, которое они преодолели бы так легко, если бы бумажный лист прилегал к гнезду. Не делая попыток освобождения, они умирают под конусом.

Мы видим, что раз насекомое вышло из своего земляного жилища, оно совершило уже все, что было ему предназначено сделать для своего освобождения; когда оно может ползать на крыше своего гнезда, то для него это означает конец работы и освобождение, конец того акта, когда оно должно было сверлить. Внезапно вокруг гнезда представляется ему другая преграда, стенки бумажного конуса; но для того, чтобы прорвать их, насекомое снова должно было бы приняться за то дело, которому оно должно предаваться только раз в жизни; приходится раздвоить то, что по своей природе составляет одно, и насекомое не может этого сделать по той простой причине, что у него нет к тому побуждения, и пчела-каменщица погибает по недостатку малейших проблесков разума.